-
А теперь ты посадишь меня на спину и быстро отнесешь обратно.
Его сознание, пропустив неожиданный ментальный удар, ухнуло куда-то в хаотичный
водоворот, он протянул крыло, по которому она быстро взобралась, коротко разбежался, взмыл в небо.
«Куда! Нори, Город в другой стороне!»
«Она его заворожила, Чет»
«Отчаянная девка! Нории! Щиты!!»
Он слышал братьев, но ничего не мог сделать, пробираясь к контролю над собой из глубин
бьющегося тяжелыми покорными волнами сознания.
- Хорошая ящерка, - довольно проговорила его наездница и даже одобрительно похлопала
его по холке, как послушную лошадку. Он заревел, тряся головой, но несся в темноте на
север, обратно к Рудлогу, свирепея где-то внутри оттого, как легко подставился и забыл
про особенности родовой магии своей невесты.
Перед ним вдруг резко и опасно скользнул вниз Энтери, почти коснувшись его крылом, и
он, чтобы не врезаться и не переломать себе все, взмыл вверх, раздраженно клекоча и
чувствуя, как вцепилась в его гребень ахнувшая принцесса. Но ударивший по жилам
адреналин внезапно очистил голову, за те несколько мгновений, пока организм работал
бессознательно, на чистых инстинктах.
«Пришел в себя?»
«Спасибо, брат»
«Вот тебе и разбавленная кровь, Нории»
«Не серди меня, Четери!!!»
Ангелина поняла, что и эта попытка провалилась, когда дракон, что-то рявкнув недоброе, и со всей очевидностью понятно было, что это недоброе предназначалось ей, зашел под
тускло светящим полумесяцем на широкий круг и развернулся обратно. Ну и ладно.
Справимся. Главное снова очутиться на твердой земле, а там что-нибудь придумаем. И, в
конце концов, когда же, наконец, эти полетушки закончатся? Спать хочется неимоверно, пусть хоть в пещере, хоть в норе земляной, а вот на спине обманутого ящера надо
постараться больше не дремать. А то ведь может и не поймать снова…после ее
выступления.
Полет продолжался еще часа четыре, и она держалась на чистом упрямстве, поглядывая
вниз и пытаясь понять, где же пролегает их путь. Луна освещала длинные гладкие волны, и она даже сначала подумала, что они летят над океаном, но волны не двигались, влагой и
солью не пахло, наоборот, тянуло теплом, и она наконец-то сообразила, что это барханы, а
двигаются они над пустыней. Когда-то давно она была с матерью с визитом в Эмиратах, и
на одной из увеселительных прогулок слуги эмира Тайтана возили их к бедуинам в
пустыню показать древние постройки и похвастать нефтяными вышками, качающими
черное золото из чрева иссушенной земли. Тогда жалящее солнце и дышащий зноем
безжизненный песок просто вымотали ее до полуобморочного состояния. Она, помнится, еще долго недоумевала, как в таких условиях могут жить и выживать люди, и до слез было
жалко тонких чернявых, голодных детишек, державшихся поодаль и жадно
рассматривающих их машины с огромными колесами и их нескромный завтрак,
привезенный с собой, который накрыли тут же, в бедуинской деревне.
В Эмиратах общение с низшими слоями считалось недостойным и грязным, и ей, как и
матери, приходилось вежливо есть, хотя кусок в горло не лез, улыбаться, и отворачиваться
от голодных взглядов столпившихся у охраны жителей. Слуги держали над ними
огромные зонты, обмахивали опахалами, брызгали в воздух у стола водой с ароматом роз, чтобы перебить вонь от, наверное, никогда не мывшихся людей. А вот Василина, наплевав
на запреты и приличия, натаскала со стола вкусного и пошла угощать детей. Ей было
простительно, она не была наследницей. Поэтому эмир снисходительно прошелся по
чересчур доброму сердцу второй принцессы и похвалил понимание своей
исключительности у старшей.
Да, понимания своей роли у нее всегда было достаточно. Она и не представляла себя вне
ее, пока не случился переворот и не пришлось осваивать другую роль. И с ней, как она
смела надеяться, она тоже справилась превосходно.
А теперь-то что? Придется примерять на себя роль укротительницы драконов?
Драконы махали крыльями все медленнее, и они скользили сквозь теплый воздух, легко
овевающий ее лицо. Ангелина снова глянула вперед и вниз, через шею своего похитителя, и застыла, залюбовавшись открывшимся видом. Впереди, посреди пустыни, расположился
белеющий в свете месяца город. Он был словно призрак – белый и темно-синий, со
светящимися глазами-окошками и фонарями, с глубокими тенями и провалами между
постройками. Невысокий, дома в два-три этажа, но большой, широкий, улицы,
расположенные кругами, кривые переулочки и тупики. Отчетливо видимые, когда они