А пока можно притвориться, что все в порядке.
Болтали маленькие принцы, лепетала в своем кресле уже пытающаяся вставать Мартинка. Святослав Федорович рассказывал о поездке в поместье, о том, как обживаются там бывшие соседи, Валентина с детьми и матерью, и Каролинка, ездившая с ним, оживленно кивала, вставляла реплики и что-то черкала вилкой на салфетке. Алинка поела очень быстро и убежала дальше готовиться к оставшимся экзаменам, и ее провожали жалостливыми взглядами, в которых, тем не менее, виднелась гордость. А принцесса Марина была непривычно, до кротости, тиха и рассеянна – и только иногда в ее глазах загорались веселье и лукавство, и губы норовили расплыться в улыбке.
И эта улыбка так напоминала королеве собственное мечтательное состояние много лет назад, что она не могла не любоваться сестрой. И старалась прогнать тревогу за ее выбор подальше.
В этот вечер телефонная связь между Инляндией и Рудлогом дрожала от затаенной нежности и разрывалась от невозможности передать словами желание быть рядом, вжаться в другого. Уткнуться в него и общаться синхронным дыханием и стуком сердец, легкими прикосновениями и теплом, согревающим в самую холодную зиму.
– Тебя не съели?
– Нет. Даже не покусали. Что делаешь?
– Думаю, что пора выкрасть тебя ещё раз.
Смешок.
– Ни капли терпения у вас, ваша светлость.
– Неправда. Если бы это было так, я бы тебя не отпустил.
Пауза и волнующий шепот:
– Может… может, и не нужно было.
– Марина, – опасные нотки в хриплом голосе, – я в течение двух часов буду у тебя.
Вздох и провокационное:
– А ты можешь?
– Я все могу.
– Нет. Не нужно, Люк. Дождемся Ани.
– Ты теперь правильная девочка?
– Ну нужно же хотя бы попытаться.
Приглушенный, царапающий сердце смех.
– Попытаемся. Спокойной ночи, принцесса.
– Спокойной ночи, Люк.
Хорошая девочка Марина, положив трубку, с той же рассеянной улыбкой и ощущением щемящей нежности в сердце, побрела в ванную. Ноющее тело требовало горячей воды.
А его светлость Люк Дармоншир кивнул заглянувшему виталисту, который вышел на время разговора, поджег сигарету, закрыл глаза и затянулся разбитыми губами. И поморщился, когда начало пощипывать и тянуть в снова онемевшей после встречи с Байдеком левой руке.
Александр Свидерский, воскресенье, 18 января
Александр с утра в воскресенье появился у кровати Катерины, напугав ее до полусмерти. Несколько раз моргнул недоуменно – глаза были красные, воспаленные, – извинился заплетающимся языком и принялся открывать Зеркало к себе.
Катя помаялась, глядя, как наливается серебром портал, встала и потянула Свидерского в постель. Пахло от него жженой сладковатой травой, как от осеннего костра.
– Не хотел тебя пугать, – пробормотал он, уже засыпая.
– Ничего, – тихо ответила она, – спи.
Она полежала с ним немного, прислушиваясь к себе и улыбаясь воркованию голубей под крышей, прижалась, погладила мага по голове и снова задремала. Через часок проснутся дети, а пока можно и понежиться здесь, в тепле и безопасности.
Александр, несмотря на дикую занятость, не забывал о ней, и Катерина каждый раз встречала его чуть настороженно и смущенно, греясь о расцветающую внутри радость. Свидерский рассказывал о делах учебных, с удовольствием ужинал с ней и детьми, показывал ей простейшие плетения, приносил учебники и даже договорился с несколькими преподавателями, чтобы те днем приходили к ней и обучали по программе первого курса университета.
Дочери тоже привыкали к нему – и пусть не встречали дядю Сашу таким же восторженным визгом, как иногда заглядывающего обожаемого дядю Мартина, – но быстро смекнули, что частый гость знает ответы на все вопросы, и мучили его после ужина своими «почему», перебивая друг друга. Александр не сюсюкал и не дурачился, но умел объяснять так, что и маленькой Анютке все было понятно.
Иногда, уставший и измотанный после рабочего дня и встреч с Алмазом, он задремывал у них в гостиной на диване, ожидая, пока она уложит детей спать. И тогда Катерина, как примерная жена, стягивала с него обувь, подкладывала под голову подушку, укрывала – и уходила в свою комнату одна.
Они так и не были вместе после событий в пещерах. Алекс не торопил и не настаивал, а Катя, скучающая по его крепким рукам, все никак не могла решиться и позвать его в спальню под теплой крышей храмового дома. Так что они пока обходились тихими разговорами на ночь и осторожными, редкими поцелуями.