— Он сам себе много бед нажил, — перебила ее Крессида. — Не надо было трон принца Уэльского захватывать.
Алиса вскочила, бросилась к своей питомице и гневно схватила ее за руку.
— Замолчи, глупышка! Или хочешь всех нас погубить эдакими изменническими опасными речами?! Король — помазанник Божий, и, когда тебя представят ему, ты будешь вести себя с подобающим смирением, слышишь? Разве ж я учила тебя быть такой непочтительной к тем, кто старше и лучше тебя?
Крессида печально улыбнулась.
— Прости, Алиса. Я просто очень устала и взволнована. Мама без конца твердила мне, что я должна вести себя почтительно и быть благодарной… вот только не понимаю за что.
— Да многие девицы ничего не пожалели бы за ту честь, какой ты удостоена! Видать, королю очень уж нужна поддержка твоего отца, коли он его так отличает.
Крессида наклонилась к самому уху Алисы и прошептала ехидно:
— А теперь кто ведет изменнические речи?
Круглое красное лицо Алисы выразило почти комический испуг, она прикрыла рот рукой, но Крессида звонко расхохоталась и затрясла головой, от души забавляясь растерянностью няньки.
Леди Греттон послала за Крессидой служанку по имени Бронвин. Сэра Дэниела в их комнате не оказалось, у него были свои заботы — возможно, он решил посмотреть, как размещены его люди.
— Ну что ж, — с улыбкой сказала леди Греттон, — кажется, о наших удобствах позаботились. А теперь, Алиса, приготовь Крессиде подходящее платье. Сэра Дэниела известили, что сегодня вечером король ждет нас к ужину неофициально, так что она еще не будет представлена по всей форме. Поэтому самый лучший наряд пока прибереги, но все же и нынче мы не должны ударить лицом в грязь перед придворной знатью. Одним словом, постарайся.
Она критически оглядела дочь.
— Поди ляг, поспи часок-другой. До ужина время еще есть, а ты должна выглядеть как можно лучше.
Крессида сделала реверанс, но тут же горячо обняла мать и возвратилась в свою комнату. Волнения, связанные с приездом, немного улеглись, но она была все еще слишком взвинчена, чтобы заснуть средь бела дня.
Девушка стояла у окна, беспокойно наблюдая жизнь внизу; тем временем Алиса вынула из сундука голубое бархатное платье для первого появления своей питомицы в большом зале за ужином, затем вытащила из-под кровати Крессиды низенькую кушетку на колесиках и, со вздохом облегчения скинув башмаки, легла на свое ложе.
— Ваша матушка правильно говорит, деточка, как, впрочем, и всегда. — Алиса приглашающе похлопала рукой по кровати Крессиды. — Вы сейчас слишком устали и растревожены. Я же все вижу, вон, как щеки-то горят. Настоящие леди не ведут себя как малые дети. Так что прилягте да отдохните и успокойтесь. Вашему отцу приятно будет представить вас королю.
Крессида неохотно отошла от окна, откуда могла, по крайней мере, видеть, что происходит внизу, и собралась снять дорожное платье и последовать совету матери.
Алиса уже легла, и Крессиде не хотелось беспокоить ее, чтобы распустить шнуровку на спине, сделать же это самой было затруднительно. Измученная путешествием и волнениями, связанными с приездом, Алиса уже легонько похрапывала, разомлев от тепла: в их комнату поставили на всякий случай две жаровни — одну возле окна, а другую у двери.
Крессида не знала, на что решиться. Она ни за что не хотела тревожить Алису, горячо любя свою няньку, которая неусыпно пестовала ее с младенческих лет; однако строгость Алисы и ее вечная воркотня на естественное стремление повзрослевшей Крессиды к независимости постепенно развивали в последней и чувство протеста.
Ей не хотелось, чтобы Алиса проснулась и опять пустилась вспоминать о том, как была здесь в прошлый раз, или начала пенять на ее поведение, или — еще хуже — рассуждать о том, какая Крессида счастливая оттого, что ей скоро подыщут знатного супруга.
Крессида с тоской посмотрела на дверь. Сколько должно быть интересного в этом дворце! Вечером родители поведут ее в парадный зал. Они ни на миг не спустят с нее глаз. Их постоянный надзор душил ее. Но до ужина еще оставалось немного времени. И она попробует сама осмотреться здесь.
Коридор оказался совершенно безлюден. Но откуда-то доносились голоса, чей-то смех — кажется, женский? А может быть, это пажи пользуются свободной минуткой, чтобы немного развлечься, пока, их не позовут в зал прислуживать господам за столом?
Крессида набросила на плечи дорожный плащ и надвинула капюшон. Она дрожала от холода в неотапливаемых переходах, но все же ей приятен был свежий воздух после духоты нагретой жаровнями комнаты, и она свернула в коридор, который, как полагала, должен был вывести ее наружу. Ей очень понравилась площадка над рекой, она видела из своего окна спокойно прогуливавшихся там мужчин и женщин. Конечно же, никто не обратит на нее внимания.
Дворец оказался настоящим лабиринтом. Она шла по коридорам, минуя одно помещение за другим — некоторые были пустыми, в других слуги склонялись над пергаментными свитками, в третьих полно было разодетых придворных, которые беспечно болтали, расположившись перед высокими, ярко пылавшими каминами. Крессида никуда не входила, она спешила вперед, надеясь отыскать выход во двор.
Наконец она увидела перед собой большую дубовую дверь, за которой глазам ее открылся вымощенный булыжником двор, однако прежде ей пришлось миновать маленькое караульное помещение, где солдаты попивали эль и играли в кости. Но когда она уже готова была выйти на воздух, ее резко остановили два стражника: они скрестили перед ее лицом алебарды и грубо оттеснили назад, ошеломленную и испуганную.
Заикаясь, она попыталась объясниться, но тут один из стражников увидел, что это женщина, притом совсем молоденькая, и, вероятно, принял ее за служанку, посланную хозяйкой с каким-нибудь поручением. Он знаком велел своему товарищу отвести алебарду и кивком разрешил ей пройти, ухмыляясь до ушей и отпустив крепкую непристойность, от которой ее щеки вспыхнули огнем. Крессида проскользнула между стражниками, радуясь, что ей не пришлось назвать себя.
С двух сторон просторного двора шли длинные приземистые строения; Крессида решила, что это сараи, где держат соколов, и конюшни. Из одного из них доносились посвисты сокольничих, хлопанье крыльев садившихся на жерди птиц, их резкие сердитые крики. Вокруг не было ни души, и с вопросом не к кому было обратиться, но она решительно пошла к воротам, уверенная, что оттуда какая-нибудь дорожка выведет ее на площадку, которую она видела из окна, а потом и на набережную реки.
Очевидно, она заплуталась в переплетении многочисленных дворцовых коридоров, потому что теперь оказалась в другом внутреннем дворе; здесь отовсюду слышался звон металла, стук топора и визг пилы — словом, это было, по-видимому, царство кузнецов, оружейников и плотников.
С приближением темноты становилось все холоднее, из дворца никто не показывался. Крессида заколебалась, продолжать ли ей путь, но сама мысль о том, чтобы вернуться и насильно заставить себя улечься в постель, показалась ей невыносимой. Для этого у нее было слишком неспокойно на душе, и она пошла дальше, надеясь набрести на какую-нибудь дорогу, которая могла все же привести ее к заветной дворцовой площадке.
Миновав вторые ворота, она услышала смех и стук лошадиных копыт. На мгновение она остановилась в растерянности, но тут же поняла, что это, должно быть, ристалище.
Ее отец не имел оруженосцев, так что арены для турниров в Греттоне не было, но Крессида часто слышала разговоры сэра Дэниела с отцом Хауэлла о том, как они в молодости обучались боевым наукам. Рыцарь должен уметь управляться с лошадью только с помощью колен, так как в одной руке у него копье либо иное оружие, другой же рукой он держит щит, защищая себя от ударов противника. Прежде чем выйти на поединок, рыцарь обязан научиться метко действовать копьем: на специальном столбе укреплялся на перекладине деревянный щит-мишень; и всадник на полном скаку наносил по нему удар.
Именно это деревянное сооружение и увидела сейчас во внутреннем дворе Крессида в нескольких ярдах от себя. Два всадника изготовились уже испытать свою сноровку; но тут голубые глаза Крессиды удивленно расширились: на противоположном конце перекладины висел явно очень тяжелый мешок. Один плохо рассчитанный удар — и грубо раскрашенный щит отлетит прочь; если скачущий под перекладиной рыцарь чуть-чуть замешкается, мешок обрушится на него всей своей тяжестью и вышибет его из седла.