Пахло дымом, кровью и смертью.
Грэм, медленно направлявший прядавшую ушами лошадь вдоль улице, видел обугленные тела, но их было слишком мало. Может быть, многие сгорели в своих домах, подумал он. Или, возможно, касотцы угнали пленных с собой. Но когда он въехал на пятачок, бывший ранее площадью, понял, что ошибся.
При виде открывшейся картины Грэм почувствовал приступ тошноты и отвернулся, пытаясь совладать с лицом. Обычно мало что могло его тронуть, но здесь… Он заметил, как побледнел Ив, бессильно сжимая рукоять меча.
— Звери! — выдохнул Ив. — Это звери!
Тут Грэм был с ним совершенно согласен. Он не вставал на чью-либо сторону в этой войне, но люди не могли сделать того, что он видел сейчас перед собой. Расчлененные, обугленные тела мужчин, женщин, детей… И кровь, реки крови.
— И тебе все равно, на чьей стороне быть? — спросил Ив, с трудом удерживая волнующуюся лошадь на месте. Лицо у него было белое, бешеное, и глаза наполняли неприкрытая ярость и боль.
Грэм промолчал. Да, здесь произошла настоящая бойня, множество беззащитных людей жестоко убили, но никто не гарантирует, что медейцы, случись им занять касотское поселение, не устроили бы точно такую резню. В отместку.
— Молчишь? — прошипел Ив. — Продолжаешь придерживаться мнения, что между нами и касотцами нет разницы?
Грэм пожал плечами, опасаясь этим жестом вызвать ярость спутника, на которого зрелище сваленных в кучу трупов жителей поселка произвело гораздо более сильное впечатление, чем на него самого. Но Ив только смерил Грэма таким взглядом, каким мог бы смотреть на груду мусора, и сказал:
— Больше нечего здесь делать… Если ты, конечно, насмотрелся.
Было ясно, что в его глазах Грэм упал окончательно.
— Не хочешь… похоронить их? — спросил Грэм, кивнув на трупы.
Ив мотнул головой и жестко ответил:
— Нет времени. Нельзя задерживаться надолго, в лагере начнут волноваться. Да и касотцы, если вернутся, заподозрят неладное.
Да, в здравом смысле ему было не отказать. Как бы ни оскорбляло его спокойствие Грэма, слишком сильно смахивающее на равнодушие, он все-таки оставался практичным человеком и солдатом, и умел действовать жестко.
Он тронулся прочь, через плечо обернулся на Грэма:
— Не вздумай девчонкам расписывать подробности.
Грэм представил, как он красноречиво описывает Ванде увиденное в поселке, как ужас наполняет ее серые прозрачные глаза, и подумал, что сделать так может только полный идиот. Или совершенно бездушный человек.
— Не буду, — сказал он сухо.
Половину обратного пути они проделали в полном молчании. Похоже, думал Грэм, мы прониклись друг к другу устойчивой антипатией. А жаль. Просто-таки безумно жаль. Почему-то ему казалось, что Ив может быть верным и преданным товарищем, которому можно доверить свою жизнь… но товарищем только для тех людей, кого он ценит.
Вокруг по-прежнему было тихо и спокойно, но Ив не снимал руки с оружия. Плащ, накинутый на плечи поверх кольчуги, был небрежно отброшен за спину и не закрывал его кисти, и Грэм смог разглядеть на пальце той руки, что сжимала рукоять меча, перстень искусной работы, богатый и очень эффектный. Камни, украшавшие его, складывались в знак, который не мог быть ни чем иным, кроме как гербом. Увы, Грэм по-прежнему был не слишком силен в геральдике и не разбирался даже в наинских гербах (хотя и следовало бы), не говоря уже о медейских. Отец пытался просветить его в этой области, но не достиг успехов. В те годы Грэм геральдикой не интересовался, о чем иногда жалел теперь. Единственный герб, который он выделял, был герб рода Соло.
— На что ты уставился? — недружелюбно поинтересовался Ив, перехватив взгляд Грэма.
— На твой перстень любуюсь, — отозвался тот. — Прекрасная работа. Это знак твоего рода?
— Не твое дело, — буркнул Ив.
— И вообще, — заговорил он снова через минуту, — вот что я тебе скажу. Ванда воображает, будто нам нужен еще один воин, но я тебя уверяю: он нам не нужен. Во всяком случае, не в твоем лице. Не знаю, чем ты ей так приглянулся, если она позволила — да что там позволила! — попросила тебя остаться. Наверное, ею овладело безумие. А может быть, это просто от усталости…
— Ну? — с интересом спросил Грэм. Он уже догадывался, что последует далее. — Что ты хочешь сказать?
Ив посмотрел на него, в глазах медейца мешались презрение и гнев.
— Я хочу сказать, что Ванда — еще ребенок, и многого не понимает. Я же не доверяю тебе ни на грош. Говорю это, потому что хочу, чтобы ты знал. Мне не нравится, что ты суешь свой нос в наши дела, мне не нравится, что я ничего не знаю о тебе. Ты не убил Оге, хотя имел возможность, но это еще ни о чем не говорит. Ты проходимец и, возможно, опасный преступник. Я хочу, чтобы собрал свои вещи и уехал. Чем быстрее, тем лучше.
— Ты хочешь… — повторил Грэм вполголоса. — Но ты не можешь мне приказывать.
— К сожалению, не могу. Но могу попросить. Убедительно. Очень убедительно.
— Не думаю, что ты сможешь попросить меня достаточно убедительно.
— И золото не убедит тебя оставить нас?
— Нет, — качнул головой Грэм, удивляясь про себя упорству, с каким Ив пытался избавиться от его общества.
— И острая сталь? — угрожающе спросил Ив.
— Попробуй. Только не будем подъезжать близко к лагерю. Ни к чему остальным видеть, как ты будешь убеждать меня.
— Упрямец! — зло вскричал Ив. — Что тебе за дело до нас?..
— Если интересно, спроси у Оге. Я ему вчера уже объяснял.
— Ах, объяснял! Хорошо же. Оставайся, коли хочешь. Но учти — я буду наблюдать за тобой неотрывно, следить за каждым твоим шагом, и если ты вздумаешь предать нас — берегись!
— Спасибо за разрешение остаться, — хмыкнул Грэм. — Вот только твоего слова мне и не хватало, чтобы принять окончательное решение.
Ив зло глянул на него, что-то прошипев сквозь зубы, пришпорил коня и уехал вперед. Грэм спешить не стал. Нагонять сердитого спутника ему не хотелось, хотя Ив поступил опрометчиво, ускакав вперед один. Мало ли что могло случиться.
Но ничего не случилось. Грэм приехал в лагерь спустя минут пятнадцать после Ива. Медеец успел спешиться и стреножить коня, и теперь объяснял товарищам, куда подевался его спутник. Когда из-за камней появился Грэм, целый и невредимый, Ив махнул на него рукой и процедил сквозь зубы:
— Ну вот он, никуда не девался.
— Все-таки это было неразумно, — сказала Ванда, как показалось Грэму, с некоторым облегчением. — Вам не стоило разделяться.
— Да ничего с нами не случилось бы, — буркнул Ив. — Здесь лиги на три в округе вообще никого нет. Думаю, все войска ушли севернее. Мы никого не видели: ни своих, ни касотцев.
— Это просто прекрасно! Значит, мы сможем без помех перебраться в новое место?
Ив предостерегающе взглянул на Грэма, и тот едва заметно кивнул. Пусть Ив сам рассказывает, что сочтет нужным.
— Придется нам остаться здесь.
— Почему? — удивилась Ванда. — Вроде бы, вчера мы решили, что нужно найти укрытие понадежнее.
— Обстоятельства изменились. Касотцев в обозримых окрестностях нет, но поселок, куда мы хотели перебраться… его больше не существует.
— То есть как это?
— Его сожгли.
— Ох! И как давно, по-твоему, это произошло?..
— Давно, — соврал Ив, не опуская глаз. — Развалины уже не дымились, когда мы приехали. Так что, я думаю — дня три или четыре.
Ванда выглядела сильно огорченной, а Оге так и вообще спал с лица. Плохие новости произвели на него тяжелое впечатление.
— Как плохо, — расстроено сказала Ванда. — Ох, как плохо! И не осталось ни одного уцелевшего дома?
— Нет, — ответил Ив. — Все сгорело дотла, только трубы торчат.
Возможно, Ванда сообразила, что за нарочито кратким описанием постигшего поселок несчастья скрывается нечто большее. Уточнять и допытываться подробностей она не стала, грустно поникла головой и с минуту молчала. Грэм искоса поглядывал на медейцев и удивлялся выражению, с которым они смотрели на девушку. В их взглядах смешалась нежность, обожание, граничащее чуть ли не с поклонением, надежда и ожидание. Так человек мог бы смотреть на горячо любимую младшую сестру, от которой ждет какого-то важного для всей семьи решения.