Алекс был одет по погоде, в теплое пальто и шляпу. У него был еще и зонтик, поскольку он понимал, что может довольно долго проторчать под дождем на Шестьдесят девятой улице. Девушка была в черном дождевике, на голове у нее красовалась какая-то прозрачная пластиковая штука, но зонт отсутствовал. Как только она выйдет наружу, ее мигом промочит до нитки. Алекс стал было раскрывать зонт, и тут она спросила:
— Вы не на Бродвей?
Это удивило его. В Нью-Йорке соседи по дому почти и не разговаривают друг с другом.
— Да, — ответил он. — Туда.
— Вы не поделитесь со мной зонтом? — спросила она. — Никак не могу поймать такси, уже минут пятнадцать здесь торчу.
— Хорошо, — согласился Алекс.
Он раскрыл зонт, она нырнула под него, и вместе они пошли к Бродвею.
— Я должна быть в городе в десять, — сказала она. — Никогда бы не добралась.
— Вы и на Бродвее вряд ли поймаете такси, — заметил он.
— Я должна была бы выйти пораньше, — продолжала она. — Надо было сказать нянечке, чтобы пришла не в девять, а в восемь тридцать. Но я не предполагала, что будет такой дождина.
— Вам куда? — спросил он.
— До Пайн-стрит.
— Добрых полчаса. Даже если прямо сейчас поймаете такси.
— Да, — сказала она. — Надо было лучше рассчитывать время.
Они простояли на углу Бродвея и Девяносто восьмой минут десять, затем пошли к Девяносто шестой, надеясь поймать такси на более широкой и оживленной улице. Девушка продолжала поглядывать на часы. Десять утра — рановато для развлечений, хотя черт его знает. Бывает, что и респектабельные с виду дамы вертят хвостами в мотелях в Нью-Джерси в то время, как их мужья просиживают задницу на работе с девяти до пяти. Алекс увидел такси и свистнул, а затем как сумасшедший замахал рукой, так как водитель и не подумал притормозить. Таксист заметил его в последний момент, резко повернул поперек движения к обочине и остановился, взвизгнув тормозами и разбрызгивая лужи рядом с ними.
— Слава Богу! — воскликнула она и тут же потянулась к ручке дверцы. Потом, с опозданием, предложила: — Не подбросить ли вас в город?
— Не хочу, чтобы вы делали крюк, — ответил он.
— А куда вам?
— Линкольн-центр, — соврал он.
— Я могу вас подвезти, — сказала она, — садитесь.
И скользнула на кожаное сиденье. Он сел с ней рядом, закрыл дверь и назвал водителю адрес. Такси отъехало от обочины. Она открыла сумочку, вынула пачку сигарет и предложила ему закурить.
— Спасибо, — ответил он. — Я не курю.
Она зажгла сигарету и выдохнула облачко дыма, что показалось ему зримым знаком облегчения. В ветровое стекло хлестал дождь, резиновые полосы дворников все время смахивали потоки воды прочь. Шуршали резиновые шины по мокрому асфальту, в тесном салоне стоял запах влажной одежды, напоминавший о чем-то прошедшем, только вот о чем, он никак не мог вспомнить. Девушка сняла с головы пластиковый капюшон и взбила волосы. Они были коротко подстрижены, прическа напоминала гнездо из желтых перышек. У нее были голубые глаза, которые неуловимо сужались каждый раз, когда она затягивалась сигаретой. Узкий нос, с легким налетом веснушек на переносице. Крупный рот с пухлой нижней губой. К губе прилип кусочек папиросной бумаги, девушка слизнула его, затем аккуратно сняла с кончика языка большим и указательным пальцем и сказала:
— Надеюсь, у него после меня нет других встреч.
— У кого? — спросил Алекс.
Она закинула ногу на ногу. У нее были красивые ноги, но чулки были забрызганы темными дождевыми пятнышками.
— У моего адвоката, — ответила она, выпуская струйку дыма. — А вам-то что за дело?
— Да никакого. У вас неприятности?
— Неприятности?
— Ну да, раз вы идете к адвокату.
— О, — она рассмеялась. — Да, пожалуй, это можно назвать неприятностью. Мы с мужем разводимся.
— Плохо дело, — сказал Алекс.
— Этого хочу я, — ответила она.
— И все же. — Он толком не знал, что тут и сказать. Это только обыватели ставят женитьбу на первое место. Если можешь получить все, что тебе надо, не связывая себя ни с кем, то какой в ней смысл?
— Мы расстались как раз перед Рождеством, — сказала она, внезапно вынимая сигарету изо рта левой рукой и протягивая правую Алексу. — Меня зовут Джессика Ноулз. Вскоре я буду бывшая миссис Майкл Ноулз. — Она улыбнулась. — Я надеюсь, — добавила она.
— Я Алекс Харди, — сказал он, пожимая ей руку и чувствуя себя дураком. Как-то нелепо это — пожимать руку женщине. Рукопожатие было коротким и неловким.