Да, сейчас после ударов НАТО по Югославии политическая риторика претерпела некоторые изменения. Мало кто у
нас в стране признается в любви к НАТО. Даже самые-самые любвеобильные западники. Хотя трудно сказать, надолго ли это?
Древняя мудрость народа гласит: верь не словам, а делам. А как, кстати говоря, складывались в последние годы наши дела с НАТО? Ответ тут может быть один: все советско-, а позже российско-натовские отношения далеки от демократичных и равноправных. Силой, давлением, диктатом и некоторыми другими не очень афишируемыми «методами влияния» натовцы добились того, о чем десяток лет назад не могли и мечтать.
Вернемся же в недалекое наше прошлое. Горбачев — Генсек, а потом и первый президент в истории СССР. Зарубежная пресса писала, что по широте полученной власти М. Горбачева можно сравнить лишь со Сталиным.
Свои «необъятные полномочия» он направляет на благое дело — разрушение берлинской стены и объединение Германии.
В ту пору на страницах немецкого журнала «Шпигель» появляется интервью советника президента СССР Н. Португалова: «Новые отношения между русскими и немцами, — заявил Португалов, — дают СССР шанс вернуться в Европу и спастись от надвигающейся экономической катастрофы. Немецкая помощь позволит Советскому Союзу создать систему подлинно рыночного хозяйства, отчасти расплатиться с долгами и осуществить вывод войск из Германии, не бросая возвращающихся оттуда военнослужащих на произвол судьбы».
Как интересно все это читать десятилетие спустя. Вот так на немецких денежках от катастрофы решили спастись, рынок создать, с долгами слегка расплатиться и войска вывести.
Горбачев и его окружение не могли не понимать, делая шаг к объединению Германии, какие глобальные экономические, политические, военно-стратегические изменения повлечет он, какие вызовет поистине «тектонические» процессы.
Так, собственно, и случилось. И натовские танки у ворот Бреста — это и есть результат тех самых «процессов».
Проследим, как развивались события. А развивались они очень интересно. Об этом надо бы написать подробно и в школьные учебники вставить. Чтоб с детства знали, учились и клялись не повторять русского позора.
Первое, что возникло в по-новому складывающейся обстановке в Европе, это весьма заманчивая мысль: взять да и распустить оба военных блока, многие годы противостоящие друг другу.
Мысль эта первой посетила головы генералов. Западногерманский генерал в отставке Г. Шмюкле, занимавший в 1978–1980 годах пост заместителя Верховного Главнокомандующего ОВС НАТО в Европе, в статье в журнале «Шпигель», посвященной европейской безопасности, предлагал: отказаться от старых военно-политических структур, распустить Североатлантический блок и Варшавский Договор и создать вместо них новую евроатлантическую систему безопасности, включающую в себя нынешнюю зону ответственности НАТО и ОВД.
Ему вторил начальник штаба ОВС стран Варшавского Договора генерал армии В.Н. Лобов: «Советский Союз и другие члены Варшавского Договора выступают за одновременный роспуск обоих европейский военно-политических блоков».
Однако политики оказались не столь наивными, как генералы. Яснее других высказался Р. Рейган. На страницах немецкой печати он заявил, что североатлантический союз «ни в коем случае не должен быть распущен».
Все четко и ясно. Равноправие полное. Варшавский Договор должен быть распущен, НАТО — «ни в коем случае».
На том, собственно, все и закончилось. Варшавский Договор был распущен, НАТО — укрепилось.
Следующий этап — разрешение проблемы, войдет ли новая Германия в Североатлантический блок или ее удастся нейтрализовать. Право же, заманчивая перспектива: Германия — нейтральная страна.
Первая половина 1990 года прошла в затяжных дипломатических «боях». С одной стороны, Советский Союз. С другой — страны-победительницы во второй мировой войне — США, Англия, Франция. Германия, как основной объект борьбы между Востоком и Западом, тоже не оставалась безучастной.
Каковы же были позиции сторон? Запад сплоченным фронтом выступал за вхождение объединенной Германии в Североатлантический альянс. Восток, то есть Советский Союз, протестовал.
Тут, признаться, Горбачев ждал смягчения позиций. Дав «добро» на объединение Германии, он очень рассчитывал на уступчивость руководителей ведущих стран Запада. А это означало бы реальные дивиденды горбачевской внешней политики в глазах собственного народа.