Причина, по которой синьор Моссо никогда не препирался с клиентами, стояла сейчас непосредственно перед ним. Никто не заподозрил бы в этой хрупкой фигурке представителя поэта, книги которого, по всем прикидкам, не должны были хорошо продаваться. Не зная, с чего начать, синьор Моссо начал с погоды.
– Облачно сегодня. – Последовала пауза, затем тема получила развитие: – Я слыхал, на севере ливмя льет.
Однако представителя интересовала отнюдь не погода.
– Как идут продажи?
– Отлично идут. Да что там отлично – великолепно, лучшего и желать нельзя. Если так будет продолжаться, через неделю у меня товара не останется.
– Вот видите! А вы еще мне не верили.
Моссо жестом охладил представительский пыл:
– Да, но…
– Говорили же вам: заказывайте побольше.
Владелец книжной лавки прикусил язык. Что обычно советуют настырным представителям кого бы то ни было? Конечно, освежиться в водах Арно. Синьор Моссо понял, что этот ответ не подходит. Он заставил себя кивнуть:
– Говорили, как же, помню.
Представительский взгляд упал на дорогую книгу с гравированными застежками на переплете.
– Это случайно не новое издание Паолино Пьери?
– Да, это его «Хроника», – не без гордости произнес Моссо. Отодвинув юнца-помощника, он проскользнул к концу прилавка, поближе к представителю. Синьору Моссо следовало теперь попросить еще экземпляров. И он, и представитель это знали. Спрос был огромный – в день разлеталось до сотни книг! Синьор Моссо продал почти все, что у него имелось; хуже того – в это самое время наверняка незаконно изготавливались копии. Он должен, просто должен получить еще больше.
Однако гордость синьора Моссо почему-то была уязвлена, и он решил подойти к просьбе кружным путем.
– Чего я никак в толк не возьму, так это почему все прямо помешались на этом произведении. В нем ведь и нет ничего, кроме оскорблений нашего города.
– Не скажите. Оскорблениями автор не ограничивается. – «Хроника» была отложена, а вместо нее раскрыт кожаный переплет «Gesta Florentinorum».[27]
– Вот, к примеру, что он пишет о Фиесоле. Это же камень в наш огород.
– Странно, что вы заметили.
Синьор Моссо вскипел. Когда он заговорил, в голосе его слышалось презрение.
– Чего стоит хотя бы это растение, что растет из их дерьма – извините, прямо так и написано – и превращается в гнездо злобы, или как его там. Превращается в…
– В город, исходящий завистью. Песнь шестая. – Взгляд скользил по рядам изящных латинских букв. Это искусство вновь открыл Брунетто Латини, умерший двадцать лет назад. К несчастью, он сейчас горел в аду в компании погрешивших против природы и ее даров, согласно единственному достойному доверия источнику.[28]
– Вот именно! – вскричал Моссо. – Исходящий завистью, скажите на милость! Кому нам завидовать? Уж не ему ли? Конечно, он талантлив, но слишком спесив!
Взгляд не оторвался от книги, однако остановился.
– Данте спесив?
Моссо понял, что совершил ошибку.
– Я хотел сказать…
Захлопнутая книга полетела на край прилавка. Моссо еле успел подхватить ее, чуть не взвыв с досады.
– Ради бога!
«Gesta Florentinorum» стоила целое состояние, и ему пришлось заплатить за экземпляр сразу, не дожидаясь, пока его купят.
В глазах представителя Данте не мелькнуло и тени раскаяния.
– Если вы полагаете, что книга оскорбительна, вам не следовало брать ее для продажи. Я передам контракт Ковони. Верните все, что у вас осталось, и я возмещу вам три четверти. – За удаляющейся спиной возникло не меньше дюжины покупателей, испугавшихся, что книги вот-вот уйдут у них из-под носа.
Моссо легко, словно шарик ртути, перекатился через прилавок и бросился вдогонку.
– Постойте, синьорина! Я не хотел вас обидеть! Ни вас, ни вашего…
– Дайте пройти, – сухо произнесла девушка. Она была едва по грудь Моссо.
– Не ходите к Ковони. Там вам придется ждать целый месяц, пока все организуют, а спрос к тому времени упадет.
– Неужели? – Тон был ледяной.
– Я хотел сказать, возможно, упадет. Может, конечно, и не упасть, но вдруг… – Моссо собирал мох на болоте, лишь бы не упустить контракт. – А книги у них в каком беспорядке! Всем известно, что автор никогда не видит всех экземпляров, оговоренных в контракте. У Ковони копии прячут, а потом продают из-под полы, а писателю говорят, что они сгорели или украдены…
– Лучше так, чем связываться с человеком, который хает книги перед потенциальными покупателями. Дайте мне дорогу.
Моссо посмотрел на толпу этих самых потенциальных покупателей, сбежавшихся за книгой Данте и теперь не без удовольствия наблюдавших сцену у прилавка. Он должен сохранить контракт! Схватив девушку за плечи, Моссо потащил ее к прилавку.
– Послушай, детка, мы заключили договор, и у нас имеются взаимные обязательства. Я – единственный, кто имеет право торговать книгами в этом квартале, и если ты попробуешь нарушить свои обязательства, я подам на тебя в суд!
Глаза девушки затуманились – несомненно, от испуга. Очень уж грубо Моссо ее схватил. Однако она оставалась непреклонна.
– Пожалуйста, подавайте. А пока отпустите меня, или я тоже подам на вас в суд за домогательства!
Книготорговец дрожал куда сильнее девушки. Он расцепил мертвую хватку и посторонился.
– Умоляю вас, синьорина! Если я потеряю этот контракт, жена меня убьет.
Девушка только поджала губы.
– Утройте заказ и добавьте автору еще десять процентов с продаж.
Девушка дождалась, пока книготорговец энергично закивает – первый его кивок не внушил ей доверия, – и лишь тогда сообщила, что сегодня же синьору Моссо доставят новый контракт на подпись.
Моссо испустил вздох облегчения.
– Простите, синьорина.
Девушка сверлила его глазами до тех пор, пока он не убрался с дороги, позволив ей выйти на улицу. Она ускорила шаг, но вслед ей летело подобострастное: «А как забавно он пишет о жителях Сиены! Вот это остроумие!» Моссо смотрел вслед девушке, пока она не скрылась из виду. Ссора, начатая из-за гордыни, обойдется ему в кругленькую сумму. И как же не хотелось признавать, что в делах его обошла тринадцатилетняя девчонка!
– Чего глаза пялишь? – рявкнул Моссо на своего помощника. – Живо за работу! – И, сам встав за прилавок, принялся расхваливать товар: – «Ад»! «Ад» великого Данте! Только у нас, только для вас! Единственная лавка в квартале, лучшая цена в городе! Прочтите лучшую эпическую поэму со времен Гомера! Более дерзкая, чем «Одиссея», более захватывающая, чем «Энеида»! Сойдите в ад вместе с Данте, потерянным сыном Флоренции…
Свернув за угол, Антония Алагьери прислонилась к стене. Она едва дышала. Тот факт, что она одержала верх над книготорговцем, немало пугал Антонию. Матери это не понравится. Опять скажет: «Такое поведение недостойно девушки из благородной семьи». Антония откинула со лба волосы мышиного цвета (она пока не доросла до головного убора, без которого нельзя показываться на людях) и прикрыла глаза. Несколько раз глубоко вздохнув, девушка продолжала путь.
Теперь она пробиралась сквозь толпу. Сгущались тучи. У понте Веккио, у Мартокуса, Антония замедлила шаг. Статуя представляла собой останки древнего бога войны, который являлся покровителем Флоренции задолго до рождения Иоанна Крестителя. Как обычно, девушка взглянула в искаженное временем и яростью мраморное лицо бога и прошептала: «Прости их. Пожалуйста, прости их, а его верни домой».
Об этом говорилось в стихе 13-м: Флоренция отвернулась от Марса, и за это ее ждут вечные междоусобицы, уносящие жизни подобно чуме. Именно из-за междоусобиц в жизнь Антонии вошла великая несправедливость.
«Верни его домой». Перед мысленным взором девушки встала обложка пизанской книги с оттиском портрета Данте. Антония напрягла воображение так, что почти могла различить его черты – а ведь ей пока не доводилось посмотреть ему в лицо. Когда Данте вынудили покинуть Флоренцию навсегда, когда его изгнали, Антонию еще качали в колыбели.
Однако потеря была не так велика, как могло показаться. Да, Антония с трудом представляла себе лицо своего отца; зато она читала все его произведения, а значит, понимала его душу. Поэмы, послания, канцоны и особенно письма. В первые годы изгнания Данте время от времени писал жене, даже не упоминая об Антонии. Однако в нежном девятилетнем возрасте девочка написала записку и вложила ее в письмо, отправленное матерью. Записка касалась поэмы Данте, присланной во Флоренцию и отданной переписчику. Антония прочитала поэму и тайком исправила в ней одну ссылку, прежде чем произведение ушло в переписку. Данте, цитируя Катулла, упомянул не того Цезаря: получалось, что римский поэт жил во времена императора Августа. Это была явная ошибка, поскольку Катулл прославился именно своими едкими сатирами на Гая Юлия Цезаря.
28
Брунетто Латини (1220–1294) – итальянский ученый, философ, политик. Принадлежал к партии гвельфов. Данте, лично знакомый с Латини, вывел его в своей «Божественной комедии». Латини появляется в третьем кольце седьмого круга ада, где расплачивались за свои грехи содомиты.