– Вы, значит, затеваете войну с Венецией?
Капитан издал довольный смешок.
– Войну с Венецией выиграть невозможно. Serenissima – самый удивительный в мире город. Вокруг него нет стен, а жителей это ничуть не волнует. Зачем строить стены, если тебя защищает вода? У венецианцев нет земель – они хорошо усвоили недавний урок Феррары. У них нет армии, только флот. Для сухопутных войн всегда можно использовать наемников, а еще лучше заставить других делать грязную работу, а самим знай подсчитывать прибыль. Вспомни хотя бы Четвертый крестовый поход. Цель венецианцев – деньги, а не земли, их меч – это их торговля. Венецианские весы и счеты опаснее иной армии. – Кангранде прищурился. – Но я-то знаю, как воевать с Венецией.
– Как?
– Их надо задеть за живое. Я бы устроил блокаду флоту, обложил бы торговцев налогами и податями. Папа Климент преподал мне хороший урок. Я бы разрушил всю их торговлю.
– Вы бы объединились с генуэзцами? – удивился Пьетро.
– Ну уж нет! У каждого генуэзца в одной руке кошель, а в другой кинжал. Нет, Пьетро, это мой настоящий план. Я уже показал себя на войне; теперь же все увидят, на что я способен в мирное время. А в качестве примера я использую слова твоего отца. То, что он говорил об империи. Человечество может процветать только в мире, а мир может воцариться только при едином правителе, наделенном от Бога властью начинать войны. Пожалуй, это лучшее определение сильного правителя – человек, готовый развязать войну, чтобы добиться мира.
– Если так, почему было не заключить договор с Падуей два года назад?
– Они не должны знать о моей слабости. И я не могу изменить своей клятве виченцианцам.
Пьетро устроил раненую ногу на передней скамье.
– Значит, на Падую вы не пойдете?
Синие глаза Кангранде сузились.
– Я этого не говорил. Как викарий Тревизской Марки, я первый после императора должен решать судьбу и Падуи, и Тревизо. Однако с тех пор, как германский трон освободился, мне не у кого спрашивать разрешения. Я слышал, они запланировали выборы на следующий месяц, но прямых наследников нет. Значит, смуты не миновать. – Кангранде улыбнулся довольной улыбкой.
– Когда назначат нового императора, вам будет легче справляться.
– А чем плохо нынешнее положение дел? Да, действительно, мне некому помочь, но зато никто и не мешает.
– Что из этого следует для Падуи?
Кангранде потер свои жесткие ладони.
– В конце концов я захвачу и Падую, и Тревизо. Я это знаю, и они это знают. У меня уже есть полномочия, однако только на бумаге. Пока Падуя и Тревизо не станут моими, я не смогу выйти на более широкую арену. Вот этот проклятый дождь гарантирует падуанцам мир – временный мир. Я не возражаю – у меня будет репутация великодушного и справедливого правителя. И они не возражают, потому что им нужно время. – Кангранде ослепительно улыбнулся. «Allegria», – вспомнил Пьетро. – И вообще, им только и остается, что принять от меня мир. Несколько дней назад я с сотней воинов разгромил самую большую армию, какую когда-либо собирала Падуя. Знаешь ли ты, Пьетро, насколько они были уверены в победе? В их палатках и фургонах мы нашли золотые кубки и блюда, серебро, кровати с изысканной резьбой и мягчайшими подушками, корзины, полные изысканных яств, и бочонки с лучшими винами. Можно подумать, падуанцы ехали прямиком на свадьбу моего племянника, а не на войну!
Радуясь откровенности великого правителя, Пьетро слушал с предельным вниманием. Однако нелегко было сидеть смирно всякий раз, когда в ногу вгрызались личинки. Юноше не хотелось ерзать; он еле сдерживался, чтобы не вцепиться ногтями в повязку и не расчесать зудящую рану, и вместо этого возил руками по шершавой скамье, стараясь переключиться. Скалигера манипуляции Пьетро, казалось, не волновали – он теперь расхаживал взад-вперед мимо арки.
– В любом случае, – проговорил Кангранде, вглядываясь во мрак, – если падуанский Anziani[37] не согласится на мир, Дандоло убедит венецианцев отозвать свои денежки. И Падую тогда ждет переворот, уже третий за год. Нет, полагаю, недели через две я пошлю своих представителей в Венецию для подписания договора.
– Почему в Венецию?
– Потому что Венеция в силах навязать свои условия и вдобавок официально держит нейтралитет. Каковы бы ни были личные симпатии венецианцев.
– Тогда почему же вы?.. – Пьетро осекся.
– Почему я сделал Дандоло предметом насмешек? Потому что у него большое будущее. Потому что я не в ладах с Венецией. Захватив Падую и Тревизо, я смогу контролировать их водные пути. Венецианцы до сих пор в себя не пришли после столкновения с Папой из-за Феррары – отлучение от Церкви целого города больно ударило по торговле. Если бы не Дандоло, у них бы и сейчас дела шли неважно. Я унижал Дандоло, потому что он совершил чудо дипломатии. Правда, злые языки утверждают, будто Папа заставил его ползать под столом в собачьем ошейнике.
– Так вот почему у него такое прозвище – Cane!
– Разумеется. Собака и есть. Но Дандоло нам пока нужен или кто-то вроде него. А нынешним перемирием он сможет гордиться. Перемирие добавит ему веса на выборах. Глядишь, следующим дожем станет именно наш Дандоло.
– Кто предложил заключить перемирие?
– Да все. Как только пошел дождь, взятие Падуи стало невозможно. Природная защита города – река – вздулась, а мои люди еще не отдохнули как следует после битвы за Виченцу. – Скалигер прислонился к стене и стал смотреть на дождь. – А вот условия перемирия выдвинул Джакомо да Каррара. Вчера он к нам пришел с готовым соглашением. Каррара знал, что Виченца – именно та уступка, которая мне необходима. Остаток дня мы провели за обсуждением деталей.
Пьетро подался вперед.
– Разве Каррара вправе ставить условия? Он же не подеста!
– Наш Гранде очень умен. Он далеко пойдет. А в Падуе нет централизованной власти. Думаю, Каррара не прочь изменить такое положение.
– Как?
– Он станет незаменимым. У Гранде тоже большое будущее. Сегодня он добился мира, который спасет падуанцев от этих ужасных Скалигеров. А лет через пять вся Падуя будет у него под пятой.
– Получается, что вы способствуете выдвижению человека, который решил уничтожить вас.
– В каком-то смысле да.
– Мне показалось, вы с Джакомо подружились.
– Мы отлично ладим. Гранде мне по душе. И его племянник тоже.
Пьетро счел за лучшее промолчать насчет племянника.
– Но если вы хотите править Тревизской Маркой, вам сначала нужно завладеть Падуей.
– Даже если бы мне было достаточно считаться викарием Тревизской Марки только на бумаге, я бы все равно завладел Падуей. Я просто обязан. Это дело чести.
– А как же соглашение?
– Я не стану его нарушать. Я нападу, когда представится подходящий случай. Как в этой войне, я найду хороший предлог.
– Но ведь тогда вы пойдете против Гранде.
– Конечно.
– А ведь он вам по душе.
– Одно другому не мешает.
– И как тогда вы с ним поступите?
– Я сотру его в порошок.
Ну и что на это скажешь? В часовню сквозь открытый дверной проем врывался ветер.
– Мой господин! – тихо молвил Пьетро. – Если мы здесь не для того, чтобы вторгнуться в город, то для чего же?
– Помнишь, я обещал устроить увеселительную прогулку с угощением? – Кангранде широким жестом обвел остатки позднего ужина. – И потом, посмотри, до чего красива эта часовня! Что за искусная работа! Не сомневаюсь: когда от нас с тобой и воспоминаний не останется, люди все еще будут восхищаться этим домом Господним.