Даже на нашей свадьбе Светка сказала, что я недостойна Димки, а потом долго плакала в туалете. Когда мы с мужем переехали в город, Самойлова и туда последовала за моим Токаревым. А потом его не стало. Случайность, у «Газели», на которой он работал, отказали тормоза. Чтобы не наехать на группу детского сада, как раз переходящую в этот момент дорогу, он принял решение съехать с трассы. Крутой склон, мгновенное возгорание и моя первая трещина на сердце.
После Димкиной смерти исчезла и Самойлова. Я и думать о ней забыла, а она вот вспомнила. Даже узнала. Стоит у неимоверно дорогого автомобиля в шикарном меховом манто и приветливо машет рукой. Вот только взгляд недобрый, снисходительный что ли. Она не меня рада видеть, рада продемонстрировать свое превосходство на фоне моего ничтожества. Да плевать мне, если честно! Я, Светка, в отличие от тебя, все же была с ним счастлива, пусть и недолго. Но и тешить Самойловское превосходство совершенно не хотелось. Хватит с меня на сегодня потрясений. Для этого вся жизнь впереди.
- Вы обознались! – твердо произнесла я, зачем-то сунула руку в карман джинсов, нащупав странную монету, и, развернувшись, смело ступила на пешеходный переход, даже не посмотрев, сменился ли сигнал светофора.
Визг тормозов, удар, ослепляющая боль и абсолютная беспомощность, когда ты не только пошевелиться, но даже вздоха сделать не в состоянии. А мелкие, словно водяная пыль, капли дождя, попадают в распахнутые, почти ничего уже невидящие, глаза и стекают из уголков по вискам. Может это не капли вовсе, а слезы по так и не прожитым годам, по нереализованным возможностям, по неиспытанным чувствам? Умирать легко, если некому удержать вас в этом мире. У меня не осталось никого. Я теперь свободна. И я ухожу.
Свет померк, сознание уплывало. Уже на грани услышала голос Самойловой, испуганный и, кажется, искренний:
- Нина! Ниночка! Прости! Я всю жизнь тебе завидовала, но твоей смерти не желала никогда…
Счастливо оставаться, Светка Самойлова! Будь счастлива, а мне тебя прощать не за что.
И еще один голос. Он не говорил, а довольно смеялся, словно исполнилось его заветное желание. Где же я его могла слышать? Чуть хриплый, но мелодичный, так непохожий на все те голоса, которые мне довелось услышать.
Разноглазый незнакомец! Именно его монету по какой-то странной случайности сейчас сжимали мои холодеющие пальцы. Что ж… Похоже, его слова оказались правдой. Прощай, старый мир! Здравствуй, иной, новый!
Глава 2
Глава 2
Сознание пробивалось сквозь боль урывками. То возвращалось, то я вновь проваливалась в липкое, темное небытие. Очнувшись в очередной раз, поняла три простые истины. Первое - я жива. Второе - жутко хочется пить. Третье - тело словно сковало. Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Больше того, даже глаза открыть была не в состоянии. При этом болело сразу все. Жутко, до ярких вспышек под веками. Но как бы ни силилась, застонать не получалось. Не выходило даже прохрипеть. То ли от сухости в горле, то ли от загадочного оцепенения. Парализовало меня что ли?
В какой-то момент поняла, что в помещении, кроме меня, кто-то находится. Рядом что-то зашуршало, зазвякало, а потом с моего лба заботливо откинули волосы. Лицо протерли пахнущей травами жидкостью, которая попала на губы. Дышать тут же стало легче. Я в больнице?
- Ох, девочка, как же ты всех нас напугала! - послышался немолодой женский голос, наполненный искренней тревогой, теплотой и симпатией.
Странно. Кого это нас? За меня и переживать-то некому. Вряд ли в обычной больнице станут так ухаживать за поступившей по скорой неизвестной. Слишком уж мало платят среднему и младшему медицинскому персоналу, чтобы они тряслись над каждым пациентом. Хотя, в каждой профессии есть альтруисты и энтузиасты. Наверное, есть. Мне лично их встречать не приходилось, но в книжках об этом пишут. Кроме того, пахнет тут приятно - травами, цветами, медом, а не медикаментами и стерильным, дезинфицирующим раствором. Писка реанимационных приборов не слышно. А он должен быть. Я помню, как часами сидела над кроватью Миши - моего второго мужа, и слушала их мерное пиканье.
Повеяло ветерком, и раздались шаги. Кто-то пришел.
- Доброго дня, благородные ши! - поздоровалась с вошедшими (а их, судя по обращению, было несколько) моя недавняя собеседница.
Кто? Вши? Не-е-ет! Так врачей не приветствуют. Значит, я вовсе не в больнице. Тогда где? И кто эта неравнодушная к моей судьбе женщина?
- Как наша болезная? - осведомился скрипучий старческий голос, и я тут же почувствовала, как к моей шее прикоснулись сухие холодные пальцы. Это было настолько неожиданно, что даже боль на время отступила.
- Все так же, ши Дарвиш, - ответила ему моя сиделка. А имя у старичка чудное - Вшидарвиш! Нарочно не придумаешь. - В себя не приходила. Лежит, голубка наша, словно и не живая уже...
Женщина всхлипнула, но ее тут же грубо оборвали:
- Что мелешь, дурра?! - говорил явно мужчина в полном расцвете лет.
- Простите, ши Станиш! Простите меня старую! - тут же в очередной раз всхлипнула дама.
За что, собственно, извиняется перед этим Вшистанешом? Я бы ни за что не стала. Особенно, если меня же еще при этом и оскорбили.
- Так, посмотрим, что у нас сегодня? - теперь пальцы перекочевали на мое запястье. - Что ж, жизненные потоки в норме, ткани восстанавливаются, согласно свойственной ей скорости регенерации, а стазис пока снимать не рекомендую.
Кто в норме? Что он там не рекомендует снимать? Никак попала в лапы шарлатанов, мнящих себя колдунами и целителями. На опыты меня им отдали, что ли? Как безнадежную больную?
Снова повеяло ветерком. Батюшки, да у меня не палата, а проходной двор! Может случай уникальный, и они сюда аспирантов водят посмотреть на Нинку Королёву, как на редкую зверушку в зоопарке? Вошедшие оказались какими-то важными шишками.
- Но послушайте, шиен Лигейрос! При всем моем уважении, нам все же лучше поговорить в моем кабинете! - пытался остановить кого-то новый голос. А имена становятся все чудесатее! Вшиенлигейрос! Йошки-матрешки!
- Я вам уже сказал, шиен Хассер, что не стану с вами говорить, пока не увижу свою дочь - шиену Нинель Лигейрос! - а вот от этого голоса бросало в дрожь. Хотела бы я посмотреть на того, кто остановит этого человека.
- Хорошо, проходите, - сдался тот, кого называли очень непривычно - Вшиенхассером. То-то же! Я бы тоже пропустила.
Шаги приблизились. Мне на лоб легла большая теплая ладонь, бережно погладила волосы, и сразу стало ощутимо легче. Вот даже сил прибавилось. Правда-правда! Жаль, по-прежнему не пошевелиться, ни сказать ничего не могла.
- Здравствуй, Марта, - произнес Вшиенлигейрос. Хоть кто-то здесь вежливый, да и имена встречаются вполне нормальные. Марта, например.
- Здравствуйте, господин, - ответила ему моя сиделка. Господин? Ерунда какая-то. Ну, кто сейчас так обращается? Чай на дворе не средневековье.
- Как она? - и меня снова погладили. Бережно так, ласково. Даже замурлыкать хотелось.
- Совсем плоха наша голубка, мой шиен, - со слезами в голосе снова ответила ему Марта.
А передо мной открылось сразу несколько истин. Все их вши и вшиены вовсе не имена, а всего лишь уважительные приставки. Как, к примеру, лорд или мистер. Без подобных аксессуаров имена звучали вполне приемлемо, хоть и все равно странно. Марте я, по какой-то причине, была дорога, но добрая женщина относилась к низшему сословию, с которым мало считались.
Бред. И снова бред. Какие сословия в современном-то обществе? А потом подумала и, наверное, рассмеялась бы, если смогла. Сословий, конечно, не было, но социальное неравенство однозначно существовало. И основными критериями, отделяющими одних людей от других, во все времена являлись власть и деньги. По всей вероятности, у этого «вшиена» Лигейроса было и то, и другое. И, тем не менее, в отличие от других мужчин, чьи голоса здесь прозвучали, он оказался самым вежливым. А еще… Еще он был моим, затерявшимся в глубинах Вселенной, отцом-космонавтом.