В моём сознании, определение протяжённости времени вызывало фантомные боли, до тех пор, пока я не научился мерить время длительностью раскручивания мыслей и яркостью последующего духовного озарения. «Озарение» стоит понимать в прямом смысле этого слова. Когда я вспоминаю любовные ощущения или в моменты интеллектуального вдохновения в пещере вспыхивает настоящий, состоящий из невесомых фотонов, свет. И я вижу окружающие меня горные породы настоящим, человеческим цветным зрением. Частота озарений и есть пригодное для существования время.
В лучах света я вижу слои стерильного белого песка, прослойки нежных глин и кишащие членистоногими и головоногими окаменелостями слои грубого известняка.
При желании, скорее всего я смогу просочиться сквозь стены, и, например, для разнообразия, начать существование в твёрдой толще, но до сегодняшнего дня, я ещё не осуществил ни одной попытки проверить эту свою способность. Понятие скука мне не доступно. Тихое, тёмное окружение меня вполне устраивает, и я могу так просуществовать тысячи лет, прямо как наскальные рисунки в пещере Шульган Таш. Правда раньше в пещере не было запахов, а теперь с каждой минутой усиливается отвратительный аромат гнилой травы.
В детстве, твёрдые комки земли назывались - камешками, валунами, скалами, сейчас, после смерти, я использую другие названия. Когда я счастлив мне спокойно и хорошо твёрдые поверхности становятся - горными или скальными породами. Когда я возбужден то камни и горные породы это - кости земли.
Мне до сих пор не ясна связь между сильными чувствами и светом. Например, когда я вспоминаю Афину, девушку Луки из ПУНКа, их прогулки в парке Сергиевка их нежное, при ярких ноябрьских звёздах, объяснение в любви, в пещере всегда становиться светло. Один лишь мой полет мысли и вспыхивает яркое словно майское солнце свечение. Но мне не понятно откуда берётся энергия, для бесчисленного количества фотонов? Ведь их излучение позволяет разглядеть мельчайшие песчинки и прослойки глины в окружающих песчаниках, аргиллитах и известняках. Энергии требуется много, и эта энергия возникает, когда я вспоминаю ту или иную девушку Луки и анализирую их отношения. Но не только по этим причинам.
Лака был глупеньким, слабеньким ухажёром. Афина, к сожалению, я забыл, как она выглядит, имела опыт в философствовании, и для неё прогулки в парке с Заморышем, нежные объяснения, поцелуи, были пустой тратой времени. Ей, известной со всеми постыдными подробностями, книжной философии, требовалась исследовать не эмпирические романтические искорки, а постыдные подробности тела и свойства гормонов удовольствия.
Лака это ребёнок, который искал в ней свою философскую маму. Он хотел прижаться к трепетной от волнения груди, сосать эмоциональное молоко и уснуть с чистыми подгузниками, спеленавшими пах. Если бы я был Лукой, то сосал бы не молоко, а кровь, и не ртом, а всеми частями своего тела.
И, это самое главное, я убеждён, что я именно сосал кровь. Причём у всех подруг Заморыша. Ведь всё о чём я думаю, происходило в реальности, все мои мысли материальны. Я отвергаю любую возможность небытия своих мыслей и действий. Мне, не удалось вспомнить облик Афины, или той другой девушки, лишь, потому - что она была лишь молодой самкой, и знать её имя или образ мне было необязательно.
В первые минуты наших отношений, от боли и восторга она расцарапала мне спину и шею, эти царапины, этот рисунок намного надёжней врезается в память чем тысячи чувственных слов. Её узкое место напоило меня физиологической влагой, той влагой, которую она берегла, и которой ей так не хватало, чтобы удовлетворить все мои желания. Прошли годы, теперь, при всём моём умственном напряжении, я не могу визуализировать «узкое место» и «физиологическую жидкость».
И если к «узкому месту» я давно равнодушен, то стоит мне попытаться представить этот таинственный предмет «физиологическая жидкость», как пещере вспыхивает яркий свет золотого цвета.
Я не могу визуализировать и другие таинственные предметы: репродуктивные органы, молочные железы, ягодицы, язык, эрогенная зона, влажные телесные полости, страсть, оргазм, беременность, роды, дети. Но судя по интенсивности пещерного света, во время вспышек, основную роль в механике любви, занимает самый вожделенный мой предмет, цель моего существования - «физиологическая жидкость».