М-да… пожалуй, это отнюдь не все, что за ней числится…»
На срамную старуху, цепко державшую в повиновении многочисленное сборище, никто из сектантов не смотрел. Все их вожделенное внимание устремилось на царские врата, откуда должен появиться их кумир, гуру, предводитель, поводырь, вождь, вожатый…
Ровно в полночь алтарные врата широко распахнулись, и четыре фигуры в красно-зеленых рясах вынесли на люди ими долгожданную «реинкарнацию святого Монтана».
Подобно его еретической пастве, пастырь-ересиарх предстал полностью обнаженным. Вольготно раскинув руки, он комфортно возлежал на широком кресте, подбитом ватой и обтянутом черным бархатом. Ноги его упирались в приступочку, сделанную в виде козлиных копыт. Из русых кудрей выглядывали ернические золоченые рожки.
Крест сатанинского кощунства в наклонном положении несли и удерживали «четвертый, третий, второй, первый фигуранты видимого осквернения и незримой порчи», — для протокола заметил инквизитор. «Два якобы руководящих мага и две ведьмы в администраторах…»
Оба мнимых руководителя секты продолжали недвижимо удерживать перекладины богомерзкого креста. Тогда как колдуньи, поставив комель на пол, сбросили рясы, сверкая ослепительной наготой молодых женских тел в соблазнительных формах и пропорциях.
Сборище сектантов завыло в пароксизме сладострастной похоти. Так начался волховской обряд поклонения земнородной скверне порнографической проповедью лжепророка Монтана, умело распаляющего толпу:
— …В нагом и невинном ангельском богоподобии и богоравенстве праведное блаженство наше…
Кое-кто из мужчин и женщин, не выдержав накала страстей, кинулись мастурбировать обеими руками. Прочие в основном сдерживаются, сотрясаясь от предвкушения и вожделения в ожидании продолжения оргиастического действа. Хотя отдельные торопыги этак любострастно успевают войти в своих партнерш сзади…
— …Человек человеку есть бог. Бог, он же дьявол, да поклонится с любовью человеку!
Монтан прытко соскочил с бесовского креста и отвесил всему собранию глубоко театральный, шутовской скомороший поклон. Отдав дань гуманистической пропаганде, он царственным плавным жестом дважды наугад повел левой рукой в сторону толпы. Вождь безошибочно призвал молодую женщину с немалой грудью и мужчину средних лет с крупными гениталиями.
С лицами, озаренными несказанным счастьем, они безмолвно двинулись к своему пастырю. Он провел кончиками пальцев по депилированному лобку женщины, содрогнувшейся в оргазме, коснулся напряженного пениса мужчины, ответившего обильным семяизвержением.
Затем обоим призванным тем же вальяжным мановением гуру указал на два полуметровых фаллоса по правую и левую руку от себя. Мужчине потоньше, женщине потолще.
На головку из литой резины нагие ведьмы помогают сначала сесть мужчине, блаженно закрывшему глаза. После занялись женщиной, в упоении похотливо застонавшей, едва ее разверстые бедра насадили на громадный фаллос.
Монтан сделал хлопок ладонями. Оба фаллоса, вросшие в амвон, напряглись, стали толще и толчками вздымают вопящих от непереносимого сладострастия призванных счастливцев на пятиметровую высоту.
Первым не выдержал передозировки магической похоти мужчина. Уронив голову на грудь, он потерял сознание и мешком обвис вмертвую на вздыбленной опоре. Женщина держалась дольше, отвечая всем гибким телом на возвратно-поступательные фрикции фаллоса, то вздымавшие ее вверх, то низвергавшие вниз. По окончании пяти минут восторженного экстаза на пике оргазмического наслаждения в верхней точке движения фаллоса у нее остановилось сердце.
Инквизитор не стал дожидаться, покуда еще чародейный эсхатологический обряд перейдет к стадии садизма и завершится человеческими жертвоприношениями…
Православный витязь Филипп Ирнеев обернулся незримым «сумеречным ангелом». Встал с оружием на изготовку позади богомерзостной толпы и ее поводырей. Потом неслышно и невидимо занял более удобную фланговую позицию у алтаря.
Пять четких невидимых ударов «ледяного луча» из рыцарского сигнума за три секунды заморозили глаза магам и ведьмам, обосновавшимся в малой красной пентаграмме, выложенной на желтом паркете алтарного возвышения.
Прежде всех девятимиллиметровые пули Филомата запечатали египетским крестом свечную старуху-колдунью и оборвали ей лиловый кобылий срам промеж ног.
«Все же она была Љ 1, эта Фелициата-Счастливая. И последние станут первыми…»
Второй и третий египетские кресты немедля настигли двух молодых ведьм — правой и левой руки колдуньи, наводившей порчу от начала строительства православного храма Святых Димитрия Донского и Сергия Преподобного.
Парочку слабых колдунов, четвертого и пятого в действительной иерархии сектантов, Божий витязь напоследок казнил унизительным косым крестом. Сперва заморозив, он враздробь разнес на ледяные осколки их гениталии, а третьим шоковым выстрелом поражал в мочевой пузырь.
Сию же минуту все пятеро главных осквернителей подлежали упразднению на глазах у сектантов, ослепленных мерзкой похотью и блудострастием. Каждому предназначено крестовое сечение и непреложное развоплощение.
Тем временем пять дюжин рядовых блудников и блудниц ничего не видели, не замечали, безудержно совокупляясь по двое, трое и в большем количестве…
Их пастырю и поводырю Монтану, упоенно дирижировавшему оргией, также не дано чего-либо понять. До самой последней секунды свального греха…
Покамест внутри храма мощно не забушевало чудотворное чистилище-пургаториум…
Орденская конъюрация вершилась неотвратимо и неумолимо. Очищающая сине-фиолетовая геенна огненная, беспощадно пожирала и расточала бренную и греховную человеческую плоть… Без копоти и сажи.
Инквизитор истово, досконально вычищал и предавал храм крещению благодатным звездным огнем, выжигающим, испепеляющим природную магическую скверну, обращая ее в тлен, прах и персть… Засим эти останки погорелых грешников дотла не сгорали, но потаенно возгонялись, исчезали, должно быть, в адском безвременном небытии.
В завершение теургического таинства инквизитор вербеновым веничком смел в небольшую кучку остаточный пепел и переместил его в ритуальную чашу, изготовленную из черепной коробки Мика Счастливчика. Растворив последние следы человечьей скверны в святой воде, он плотно надвинул на отяжелевший сосуд крышку из свода черепа и запечатал его орденской гексаграммой.
Запертую чашу навечно надлежит хранить в античном саркофаге на святой вершине никому от века и мира сего неведомой, невидимой одинокой скалы где-то вдали в Альпах посреди зоны древнего зла.
Глубокой ночью обнаженная женщина очнулась, лежа ничком на холодном полу в темноте посредине пустой церкви. Она не думала о том, как сюда попала, почему ее верхняя одежда и нижнее белье аккуратно сложены рядом с ней, отчего вокруг никого нет. Она только помнила, что утром в понедельник ей опять на работу, а дома заждались любящий ее муж и маленькие дети.
Тяжело вздохнув, она принялась кое-как одеваться. Потом на ватных подгибающихся ногах побрела к выходу, на ходу придумывая правдоподобную ложь, будто бы хозяин магазина ее заставил допоздна принимать товар, пересчитывать и перекладывать коробки с обувью на складе.
Тремя днями позже инквизитор вновь посетил провинциальный город, где накануне он совершил чудотворное очищение и расчелся с магической скверной в православном храме во имена Святых княже Димитрия Донского и Сергия Преподобного.
Окружному благочинному инквизитору-коадьютору Филиппу Ирнееву предстояло одно малое заделье. Намедни у него не было возможности и времени урезонить некую знахарку-ворожею, наводившую зловредительный сглаз, чары на домашних собак и кошек.
Когда он в воскресенье пополудни случайно наткнулся на эту глупую старую чародейку, подготовительная стадия храмового ритуала уже была приведена в действие. Искажать ее хотя бы в минимальной степени близким экзорцизмом, причем с риском насторожить осквернителей, инквизитор счел неприемлемым по тактическим соображениям.
Теперь же ему потребовалось менее получаса, чтобы отнять у выжившей из ума старухи ее ведьмовское естество, лишив способностей к ворожбе и порче.