Возможно, уважая его за религиозное рвение, Филькины сравнительные рассуждения «о нравах и обычаях от Ромула до наших дней» слушали довольно внимательно. Или же его монолог всех так увлек, потому что пользовался он достопамятными цитатами из прецептора Павла, тем не менее, не забывая ссылаться на открытые источники.
— …Глубину падения современной извращенной морали и подавно нельзя сравнивать с добродетельной высокой чистотой римлян и греков. Они только к телесной смерти относились легче и приземленнее, чем мы. Да и то не все и не всегда, если даже за смертоубийство на войне полагалось подвергнуться специальному ритуалу очищения в храме или от рук праведного человека, ведущего чистый образ жизни.
Не спорю, власть в древности была неимоверна развращена. Потому как истинного страха Божьего не ведала. Но за пределами дворцовых чертогов царили совсем иные нравы…
Не моральное падение и не набеги варваров погубили античную цивилизацию и Великий Рим, а величайшее безбожие, языческий материализм и отсутствие истинной веры во Вседержителя и его единосущного Сына Божьего — единственной нравственной опоры, нас спасающей от этического беззакония, аморального хаоса, либертарианской аномии…
Разъяснив любознательной Софочке Жинович кое-какую терминологию, Филипп Ирнеев продолжил спич:
— Если бы праведные люди не верили в Бога, то весь род людской давно бы постигла участь Содома и Гоморры, Хиросимы и Нагасаки. А мир стал бы ледяной радиоактивной пустыней в печальном итоге третьей мировой войны…
Глобальная война всех против всех не станет концом света, но укажет на его приближение…
Патетическую и эсхатологическую концовку речи Филиппа несколько подпортила Софочка, как обычно выдавшая на-гора по-журналистски двусмысленный комплимент:
— Филька! Ты у нас праведник, вечный за нас молитвенник, ты нас всех один спасаешь от ужасов атомной войны.
Дамы и господа! Предлагаю выпить за здоровье рыцаря-миротворца Филиппа Праведного и Благодатного!
Предложение было с энтузиазмом принято. Хотя длинные спичи в компании не приветствуются, но почему бы не выпить кьянти по такому достойному поводу? Многая лета Филиппу Праведному! Негоже придерживаться одних и тех же дурацких правил. Тост есть тост. Можно и нарушить, дабы в неуместный за столом ригоризм не впадать.
Почему бы в таком случае и о политических неурядицах не поговорить?
Коль речь зашла об эсхатологии, глобальной политике и конце света в одной локально взятой Республике Белороссь, нарушать неписаные застольные установления и традиции взялись апостол Андрей вместе с евангелистом Матвеем.
«Еще бы! Они ведь у нас вдвоем записные правозащитники, ох диссиденты, открыто высказывающиеся о своей неприязни к власти предержащей. Валяйте!»
Оба приятеля Филиппа Ирнеева состояли на учете в какой-то весьма правозащитной организации — из тех, что хорошо пользуются общественными благодеяниями зарубежных спонсоров и доноров. Наверное поэтому, апостол Андрей и евангелист Матвей горячо обрушились на богомерзкую белоросскую власть, попирающую права человека, сеющую рознь, раздоры, находящуюся в состоянии холодной войны со всем цивилизованным христианским миром.
Их гуманитарный пафос отчасти приглушил апостол Петр:
— Ну и что, если у нас похолодало в отношениях с Россией? Подумаешь, конец союзу. Туда ему и дорога!
Зимних холодов и того, будто бы Россия отключит газ, я не боюсь. У нас тут с евангелистом Марком автономная сплит-система стоит. Обогреемся. От центрального отопления и режима экономии мы ни хренашеньки не зависим.
В Литве для нас Игналинская АЭС построена. Потом глядишь, и своя атомная станция появится. А Чернобыля пускай недоумки-оппозиционеры пугаются.
У нас все схвачено во как! Бензина нам тоже хватит, если венесуэльский Чавес обещал нашему батьке Лычу нефти на тысячу лет…
Петр Гаротник вовсе не принадлежал к безрассудным и безоглядным поборникам долгоиграющей президентской власти. На выборы или референдумы по месту провинциальной прописки он ни разу в жизни не ходил.
Еще чего не доставало, коль скоро за него это делают другие?
Как и Филипп Ирнеев, он умышленно предпочитает не конфликтовать понапрасну с теми, кто сейчас заведомо сильнее его. Зачем выделяться из быдловатой толпы, обожающей власть?
Придет его время, тогда можно будет пощупать за чувствительные места это государство. И скотину безрогую загнать в новое стойло, заставив обожествлять другое правительство и совсем иные взгляды иных власть имущих.
Ведь не зря он в президентской Академии управления штаны протирает. Ее диплом — сертификат лояльности и признанной благонадежности.
Ничего оригинального, из общепринятого ряда вон выходящего, Петр Гаротник себе не разрешал. Ибо не время и не место побивать камнями батьку Лыча и его клику, говаривал апостол Петр в кругу доверенных лиц с соответствующим правом допуска к его сокровенным взглядам.
До поры до времени быть таким как все — вот девиз боевой нашего апостола Петра, — думал, глядя на приятеля, рыцарь Филипп. Сейчас он отдыхает и ничем — ни внутренне, ни внешне — не отличается от хорошей мирской компании близких друзей.
Зато ближний Петров сожитель, голубой Марик слывет в компании большим оригиналом отнюдь не по причине гомосексуальной ориентации. Но потому что никогда не скрывал, насколько прагматично и своекорыстно он поддерживает и одобряет власть поимевших от мира сего.
— Нравятся они мне! И никакого гонива…
Будучи потомственным бюрократом во втором поколении, евангелист Марк с библейскими и евангельскими цитатами наперевес считал своим долгом опровергать правозащитников, оппозиционеров и диссидентов. Едва лишь кто-нибудь заводил политические речи, вне каких-либо сомнений, притчей во языцех на первом месте у Марика вставала железобетонная сервильная цитата: «Всякая власть от Бога».
Ничуть не по-божески евангелист Марк подлил масла в огонь бурно разгоревшейся политической дискуссии:
— Не говорите мне смешно, будто завтра конец вечному батьке Лычу. Когда придет нужный момент, чтобы успокоить Россию и Запад, он передаст власть сыну Виталию. Сам же будет по-прежнему править из-за его спины, преспокойно сидючи в своей резиденции в Северных Скворцах…
Быть тут-то ссоре или затяжному обмену тяжеловесными и неостроумными репликами, если бы в перепалку, перебранку, полемику между апостолом Андреем и евангелистом Марком не вмешался Филипп. Коль за него дружно выпили и нарекли титулами миротворца и праведника, то извольте выслушать, милостивые государи.
На сей раз Филипп был краток. Он не пытался приводить подлинные слова Святого апостола Павла — не мирское это дело внимать эзотерическому знанию.
Вместо этого он воистину миротворчески указал многоуважаемым спорщикам и диспутантам, что весь вопрос и дилемма участвовать или не участвовать в политике, поддерживать власть или выступать против нее — по сути типичная ситуация нравственного выбора. Если то или иное состояние есть грех, быть по сему. Так ведь грехи и замолить можно. Чему нас и отцы церкви учат.
— Не согрешишь — не покаешься. Не покаешься — не спасешься, — завершил патристикой это миротворческое вмешательство Филипп. — Peccando promerimur или грех предваряет заслугу.
Заслуженно концовка позвучала под аплодисменты собравшихся. Долго и нудно исследовать теологическое понятие греха никто не собирался. Как тут быть? Совершать грех или воздерживаться от него?
За это, кстати, они тоже выпили и закусили. Отнюдь не риторически. Включая евангелиста Марка и апостола Андрея…
В апартаменты босса Филиппа везла Настя на своей «шкоде». Весь вечер она без труда обходилась безалкогольным питьем. Оттого что у ее собачки Мими аллергия на запах спиртного.
Привязанность к питомцам Филипп Ирнеев находил вполне простительной дамской слабостью. То же самое он относил и к пристрастию женщин к красивой дорогой одежде.
Как он отметил, Настя ничуть не смогла расстаться с умопомрачительными французскими чулочками, еще недавно принадлежавшими голубому Марику. А судя по тому, как она нет-нет, а рулила иногда только правой рукой, в то же время левой судорожно натягивая юбочку на бедра, у нее явно не получилось улучить минутку, чтобы надеть трусики. В тесный бюстгальтер она тоже влезать не захотела.