Пролог
- Моя королева,- сказал Церион и тяжело опустился на одно колено. Когда отряд отправлялся, его доспех сиял в лучах утреннего солнца, он был похож на Глаэда, лучезарного бога войны, спустившегося с небес в ярости и огне.
Сейчас Церион выглядел как никогда смертным – запавшие скулы, налившийся синяк на подбородке, царапины, рассеянные по стороне лица, незатронутой проклятием. Сквозь грязь и запекшуюся кровь не было видно ни сияния доспехов, ни белизны туники.
Лацерта махнула рукой своим компаньонкам, которые соскользнули с лежанок и, мягко ступая босыми ногами по ковру, вышли из покоев.
Когда сомкнулись золоченые закатом двери за последней из них, королева подошла к брату, склонилась перед ним, обвив руками его голову. Прижала к своему плечу слипшиеся от крови волосы, чувствуя ключицей жесткий подбородок, острую щетину. Она обнимала его так, когда ему было пять, и он разбивал колено или локоть в очередной игре; когда ему было десять и он проигрывал на тренировочном поле или получал наказание у учителей. Она обнимала его так, когда он вернулся из первого похода. Он ушел с отцом, когда ему было всего лишь тринадцать и вернулся четырнадцатилетним, потерявшим и детскую округлость, и беззаботность.
И тогда, и сейчас, она испытывала эту щемящую нежную тревогу и радость, огромную и неосторожную, неподобающую той, что восседала на золотом троне Фольдрии.
Он возвращался раз за разом, но они знали – и она, и Эрис, и сам Церион, что однажды очередной поход может стать для него последним. Но каждый раз она отпускала его и, слава богам, каждый раз он возвращался.
Долг превыше всего. Корона и Фольдрия. Они были так малы по сравнению с ними.
В этот раз у нее было что-то, подарок, счастливая новость, чтобы рассеять хотя бы немного ту тяжесть, что несли все они на своих плечах с рождения.
- Я нашла ее,- тихо сказала Лацерта,- предвещенную деву.
Церион застыл и отстранился, глядя ей в глаза. Королева нежно провела по левой стороне его лица, где сквозь воспаленную плоть ледяными трещинами проступал мрамор.
- Рокморская принцесса. Они с Эрисом рождены в один год. Один месяц, один день, один час. В ее жилах течет кровь жриц Мореллы. Ошибки не может быть.
Церион ничего не ответил, но она видела, как дернулась его щека, опустился уголок губ. Наконец, он покачал головой:
- Эрис влюблен в дочку Юстиса.
- Эрис знает свой долг,- Лацерта отступила, отвернулась от его взгляда, в котором не нашла ни ожидаемой радости, ни облегчения.
- Мы все жертвуем чем-то ради Фольдрии,- сказала королева,- пришел и его черед.
Глава 1.
Свадебная процессия шла полмесяца, но никто так и не видел принцессу. Отправляясь, воины думали, что путь займет несколько лун – они не раз сопровождали знатных особ в Кинмор и дальше, и знали, как тяжело дамам даются долгие путешествия. Насколько долгими бывают привалы и как часто приходилось останавливаться в поместьях других знатных особ, а иногда и в гостевых домах и тавернах. В последний раз королева слегла прямо в пути и пришлось поворачивать на Грейхолд.
Путь к Соловьевой Пристани выбрали самый прямой, поэтому привалы делались прямо посреди полей или лесов. Куда дальше, чем им приходилось сопровождать кого-либо из дам. Да и из самого отряда лишь Кобальт, Солоний и Гордаль бывали в Фольдрии – и то, это было пять зим назад, когда они сопровождали самого короля, отправившегося на празднование именного дня Фольдрийской королевы.
Большинству же воинов из отряда никогда даже не приходилось ступать на борт корабля, а им, после пешего пути, предстояло больше половины месяца провести, пересекая Селецийские воды.
Кобальт, Солоний и Гордаль шли у самой повозки, откуда леди не показывалась половину луны. Только служки приносили еду, выносили ночной горшок и заносили бадьи с водой для омовений. Принцессу не сопровождала нянечка, которая, говаривали, ее вырастила. Что было еще страннее, ни одной знатной сопровождающей не было назначено.
Воинам было любопытно взглянуть на принцессу, не охраняемую строгими знатными тетушками. Но никто не пытался заглянуть за тяжелые шторы, закрывавшие окна повозки - троица, приставленная самим королем, дневала и ночевала у ее дверей. В отряде шептались, что они служили не столько охраной от любопытных глаз, сколько залогом, чтобы драгоценная поклажа не сбежала.
Таерис оказался в процессии почти случайно – сын кузнеца, принятый в войско лишь за несколько лун до начала пути, был приставлен к отряду в качестве мастера на случай, если какая-то из повозок сломается в пути.