— Спасибо. Я ценю твою помощь.
Я промолчала. Заснуть этой ночью я не смогла.
Утром Том с двумя новехонькими, без дыр, ведрами, вновь стоял у калитки. Разглядывал мешок с зерном, что лежал у меня на ступенях — наверняка Вив о нем позаботилась, как и обещала.
— Просила ведь не приходить, — я устало села на покосившиеся ступеньки, рассматривая зерно. Сухое, не червивое. Сейчас, пока не пошел урожай, раздобыть такое много стоило. У меня рот заполнился слюной, когда я представила ароматную рассыпчатую кашу в горшке, от которой идет пар.
— Отец-то главнее. А кто эйто тебе еду носит? — он сверлил мешок взглядом, точно ждал, что из того вылезет черт и начнет его за космы дергать.
Я чертыхнулась. Вот же любопытен, когда никто не просит.
— Это Вив. Следит, чтоб я с голоду до свадьбы не померла. Водой-то колодезной не наешься, — ехидно ответила я, Том моего тона не заметил. Лишь широко улыбнулся, так что мне самой стыдно стало.
— Вив хорошая. От меня ей спасибо скажи, что за тобой смотрит.
Я уронила лицо в ладони. Не нужно было обо мне заботиться. Просто в покое оставить!
— Иди, пока Тук тебя не хватился.
Том аккуратно поставил ведра, не пролив ни капли воды, и поспешил в трактир. Я дождалась, пока он скроется за поворотом, и только после затащила ведра, а затем и крупу в дом.
— Какой у тебя суженный настойчивый, — заметил Джон, когда я принесла ему наваристую кашу и разбавленную водой настойку. — В дом без тебя он войти может? А вдруг…
— Том мне не суженный, — резко перебила я.
Вид у Джона вдруг сделался весь такой снисходительный, что захотелось кашу на него вылить.
— Поверь мне, девчушка. Парень просто от доброты душевной затемно ведра воды к чужому двору таскать не будет. Да и про отца я что-то слышал. Наверняка скоро к тебе сваху пришлют.
— Не раньше, чем через тридцать дней. Но к тому времени меня тут уже не будет.
— Тридцать дней? — Джон рассмеялся. — Ты просто не знаешь, насколько нетерпеливы бывают мужчины.
Я многого не знала, это так. Матушка учила меня доброте, отец Госс — прощению. Хотелось думать, что желание засунуть в кашу Джону дурман-траву, чтоб не слышать его непрошенные откровения достались мне от собственного деятельного отца, а не были нашептаны чертом.
— Траур должен сдержать любое нетерпение. Даже мужское. А теперь, будь добр, выпейте лекарство и спи. Я через двадцать девять дней уйду, успеешь ты выздороветь или нет.
— Траур? Мария, о чем ты? Кто… — но я не хотела ничего объяснять Джону и ушла, оставив его одного в разваливающемся доме.
Дни перекатывались медленнее и тяжелее, чем промерзлая земля под ржавой лопатой. Джон спал много, но спокойнее — теперь и мне удавалось высыпаться ночами. Лекарство Вив заканчивалось, своих я сделать и собрать успела всего ничего, да и что по ранней весне найти можно — кору да сок древесный, но и они шли в дело. Том постоянно маячил рядом — ведра по утрам, кусок хлеба в обеда. Хорошо хоть не набирался смелости в дом заходить, но, видно, тут Вив с ним и Туком поговорила, чтоб меня не беспокоили.
Трактир я обходила стороной, как и дом старосты.
— Ты смотришь в зерно, будто в нем спрятаны ответы на все вопросы мира, — усмехнулся Джон одним вечером. Уже пару дней он к моему возвращению не засыпал, находились силы бодрствовать до вечера. Сегодня он сидел на лавке. Явно смог встать сам — хороший знак. Если и дальше будет поправляться так же быстро, скоро оба сможем покинуть Малое Подлесье.
— Но так и есть, — ответила я, бережно пересыпая зерно в миску. — Если ты сыт, ты сможешь искать ответы на любые вопросы и совершать любые подвиги. Никто не пойдет сражаться с драконом, будучи голодным. Все, о чем ты можешь думать, когда еды нет — это где бы раздобыть ее. Когда же она есть — ты можешь думать обо всем на свете.
— Ты странная, — насмешка исчезла из глаз Джона. Теперь он смотрел на меня, будто рассматривал заморскую безделушку на весенней ярмарке — вроде и глаз не отвести, а вроде и без надобности такая в хозяйстве. — Так уверенно говоришь. Хорошо знакома с голодом?
— Война истощила нас — мужиков в деревне почти не осталось, все старики, женщины да дети. Но мы справлялись. И с возросшими податями, и с тяжелой работой в поле.
— Война закончилась. Разве не стало легче? — Сумерки сгущались, а Джон так и не зажег лучину. Теперь его лицо было едва различимо.
— Много ли помощи от могильных крестов да калек? — усмехнулась я. Если бы отец вернулся, матушка бы не заболела. Если бы отец вернулся, меня бы было кому защитить.