— Отведите меня к вашему лекарю.
— Вон он, один из первых лежит. Пытался этих мерзавцев уговорами и мольбами остановить, так ему пол лица снесли. Повитуха была, но пыталась свою ученицу у тех разбойников отобрать, так они с ней да ученицей в доме заперлись, а как ушли — девчонка мертвая, а повитуха сидит, пустыми зенками смотрит, будто и не видит ничего. К ней вести?
Я закрыла глаза. Хотелось поблагодарить Господа, что направил меня сюда для помощи, но слов почему-то не находилось.
— Отыщите крапиву, сколько сможете. Еще нужна горячая вода, если есть, если нет — то просто чистая. И полотно, тоже чистое. Двое, кто сможет носить раненых.
— Почему не мы? — поинтересовался Этьен.
— Вы сильные, лучше помогите с пожарами и завалами.
На нас все еще смотрели с подозрением, да и только слепой бы не заметил недовольство Джона и Этьена. Но говорившая с нами женщина на это внимание не обратила:
— Пьер, Ари, помогите девчонке. Вы двое — идите за мной, нам нужны еще руки, чтоб справиться с пожаром. Я Милена. Добро пожаловать в Криворечье.
Пьер и Ари оказались мальчишками на пороге отрочества. Я не знала, справятся ли они, но спрашивать не стала. Наверняка Милена была в них уверена, а тех, кто крепче, отправила на тяжелые работы. Я шла, и прикидывала, какие травы мне понадобятся, и сколько из них у меня есть. Это позволяло не сосредотачиваться на ужасе и телах вокруг. Я осмотрелась: не менее тридцати человек, и это только те, которых я могла видеть. Что же делать? Одна я точно не справлюсь.
— Не плач, — прошипел Пьер, и Ари тихо всхлипнул. — Не плач, кому сказал!
Верно. Мне нельзя ужасаться и рыдать. Я должна сделать, что смогу. Об остальном позаботиться Господь.
— Сначала определим, кому помочь не сможем, — решила я. — Сложите мертвых в одном месте, но не слишком близко. Не известно, когда их смогут похоронить, а болезни разлетятся очень быстро.
Я таскала тела вместе с мальчишками. Пьер все время молчал и хмурился, лишь изредка подбадривая Ари. Тот плакал, но не останавливался. Справились мы не быстро: большинство из лежавших на улицах были мертвы.
Но не все. Семеро мужчин и две женщины оказались живы.
Женщина выглядела так, словно ее волокли за лошадью: ободранные руки. лицо и ноги. Руки сломаны. Она не двигалась, смотрела в бесконечно высокое небо, и, казалось даже не моргала.
— Идите, и позовите священника, если он жив. Скажите, что нужно как можно скорее организовать похороны.
— Нам сказали помогать вам, — заупрямился Пьер. Роста в нем было — мне по плечо, а уже упертый, точно Джон и Этьен вместе взятые!
Пока Пьер бегал за святым отцом, я расспрашивала Ари, где можно разместить раненых.
— Мало домов, что не пострадало. Там и так сегодня ночью яблоку некуда будет упасть, всех выживших придется в них разместить. Есть дом беззубого старика, но он очень старый, совсем развалюха.
— Развалюха подойдет, если есть крыша, стены и лавки. Дождя сегодня не будет. Я скажу вам, кого можно туда нести.
Я сама помогла лежавшей женщине. Как Пьер вернулся, мальчишки взяли мужчину. Медленно, мы переместили пятерых в дом, который видал лучшие годы. Пол кое-где прогнил, половины досок в крыше не было, но лавки и стол стояли. Приказав Пьеру навести тут порядок, убрав паутину, сорняки и пыль, я и Ари отправилась к последним из двоих раненых. У первого в боку торчала стрела.
— Я попытаюсь вытащить ее. Будет больно, — предупредила я, и протянула ему кору, смазанную беладонной. Тот взял ее в зубы и зажмурился. Я оперлась о стену позади него, и со всей силы рванула. Мужчина закричал, стрела вышла, но без наконечника! Остался в ране, проклятье. Теперь все становилось опаснее. В текстах отца Госса в таких случаях рекомендовали использовать серебряную ложку.
— Ари, спроси Милену, есть ли у кого серебряная ложка. И еще мне нужен раскаленный прут или нож — рану придется прижигать.
Ари сначала кивнул, но пробежав пару шагов, повернулся ко мне:
— Зачем тебе серебро? Ограбить нас хочешь?
— Читала как-то, что серебро от грязи и ядов защищает. Если нет — любую другу металлическую ложку тащи, только накали ее над огнем сначала.
— Не надо, — прохрипел мужчина. — Пусть во мне остается. Больно!
Я размяла еще пару листов беладонны в чаше, налила воды, и промокнула тряпку. Поднесла эту тряпку к губам говорящего, и надавила, заставив проглотить пару капель. Беладонна притупляет боль, но, стоит ей погрузить человека в сон, как тот может и не проснуться.
Прибежал Ари. В руках у него была серебряная ложка и нож, еще красный от огня. Я смолола кровохлебку, развела с водой и промыла в растворе ложку и свои руки.