Его губы коснулись моей ключицы, а потом опустились ниже, к груди. Я взялась за край его рубашки и потянула вверх, в отчаянной жажде коснуться его кожи, его тела.
Он замер. А потом отстранил меня.
— Гектор? — Я вздрогнула, от внезапной обиды и боли.
Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Открыл глаза. Они были огромные, теплые и… мокрые? Когда он прошептал:
— Элиза… я…
Почему он остановился? Я что-то сделала не так?
Он попытался объяснить:
— Я не могу. Я не буду. — Он отодвинулся, между нами повисло холодное, напряженное молчание.
Я прижала колени к груди, свернувшись в тугой клубок. Именно этого я и боялась, вот отчего так трудно было просить. Я бессознательно качала головой в ответ на все, что должно было случиться дальше.
— Мне нужно объяснить, — сказал он.
У меня хватило гордости ответить:
— Нет, вы не должны мне ниче…
— Я сказал, что мне нужно объяснить.
Я положила подбородок на колени, пытаясь унять дрожь.
— Хорошо.
Он сказал:
— Я всецело в вашей власти.
— Что?
— В ваших руках власть близкого друга, власть красивой женщины над любящим мужчиной и что еще важнее, вы — моя повелительница. Вы можете всецело повелевать мной.
Что-то в его словах злило меня.
— Вы тоже обладаете большой властью надо мной, — сказала я.
Но он уже не контролировал себя и едва ли слышал, что я сказала, ему надо было высказать то, что наболело у него в душе.
— Я рассказывал вам о своих родителях? — спросил он. — Они лучшие друзья. Партнеры во всем. — Взгляд его был устремлен вдаль, на губах появилась печальная улыбка. — Всю свою жизнь я наблюдаю за ними, за тем, как они живут вместе. Так просто и так естественно. Они понимают друг друга с полуслова. Они могут просто переглянуться через стол за обедом и понять мысли друг друга.
Он бросил на меня такой свирепый взгляд, будто страстно желал, чтобы я поняла его.
— Ни один из них не подчиняется другому, они — две части одного целого. И это сплетение двух жизней, слияние двух существований, это удивительно. Стать любовниками… это так много значит?
Господи, да.
— Но это лишь ничтожная часть того, для чего они вместе. И с вами я могу представить себе только такую любовь. Другого мне мало. — Он глубоко вздохнул, будто пытаясь успокоиться. — Я не стану беспомощной марионеткой или временным развлечением королевы.
В груди у меня словно раскрылся ядовитый цветок боли — я начала понимать.
Он взял меня за руки. Я опустилась на колени, а он притянул меня к себе так, что мы коснулась друг друга лбами.
— Я понимаю, что сейчас вы должны быть крайне осторожны в отношении предстоящего брачного союза. Поэтому когда мы вернемся, вы вступите в брак с кем-то другим. Я тоже. Может быть, с вашей сестрой. Мы могли бы встречаться время от времени, и, Господи, часть меня говорит, что я должен сделать что угодно, что угодно, чтобы хоть изредка видеться с вами. Но этого будет недостаточно. — Он погладил большим пальцем мою ладонь. — Понимаете, Элиза? Я люблю вас так, как утопающий любит воздух. И я не могу получить вас лишь на миг.
Я подавила всхлип, и из глаз у меня полились слезы. Это невероятная, невозможная жестокость — так сильно любить меня и отказаться взять.
Он поднял руки и нежно, так нежно вытер слезы с моих щек. Он сказал:
— Но я рад, что вы так высоко ставите меня. Я никогда этого не забуду.
Боль душила меня. Надо было сбросить ее, прежде чем я погружусь в пучину отчаяния.
Я выпалила:
— Я только что начала принимать женскую защиту. Разве это не глупо? — Мне хотелось казаться развязной, будто я готова посмеяться над собой и пойти дальше. Но щеки у меня вспыхнули, как только слова сорвались с губ.
Он взял мои руки и поднял меня на ноги.
— Вы много думали об этом, — сказал он с ноткой удивления в голосе.
Я кивнула, пытаясь не расплакаться еще больше.
— Не меньше, чем вы.
— О, не думаю, что так же много. — И вдруг он снова поцеловал меня, глубоким, долгим поцелуем, и хорошо, что мы держали друг друга, потому что я едва ли смогла бы устоять на ногах.
Я хотела, чтобы это мгновение продолжалось вечно, но, конечно, этого не случилось. На этот раз, когда он оттолкнул меня, я была готова. Руки мои соскользнули с его плеч.
Он сделал шаг назад. Мы молча смотрели друг на друга.
Он сказал:
— Я больше не буду целовать вас.
В глазах у меня помутилось, и ноги подкосились. Я больше не буду целовать вас. Однажды Умберто сказал это мне. Это оказалось правдой, потому что вскоре он погиб.