Ровно пять узких горных вершин поднимались в небо — священное число. Одна из них была немного ниже и приземистее других, как большой палец на руке, и тут я поняла, что под определенным углом это выглядело как Десница божья, а ручьи, пересекающие долину, были похожи на линии на его ладони.
Это был огромный, нерукотворный вариант скульптуры Люциана в Бризадульче.
Шторм прижал руки к груди, он тяжело дышал, но, кажется, не от напряжения. Изумленное выражение удивительным образом изменило его лицо: будто острые углы сгладились, и оно стало почти красивым.
— Вы очень сильно чувствуете ее сейчас, — констатировала я.
— О да. Это почти болезненно. Надо спуститься в долину.
Я в испуге посмотрела вниз. Спуск был слишком крутым и небезопасным. Может быть, цепляясь за плети вьюна и папоротники, мы могли бы постепенно спуститься.
— Вон там, — сказал Шторм. — Ступеньки в скале.
Я посмотрела туда, куда он показывал, и решила, что назвать это ступеньками было преувеличением. Скорее, это были небольшие выступы, поросшие мхом. Отцепив от руки плети завядшего вьюна, я полезла вниз, осторожно ставя ноги в углубления и держась за стебли растений.
Вдруг острая боль пронзила мой палец, и я отдернула руку. На указательном пальце выступила капля крови. Другой рукой я отодвинула лист папоротника, чтобы посмотреть, что меня укололо.
Ветка плетистых роз, еще не распустившихся. Темно-красные лепестки только показались из зеленых бутонов. Стебли были усеяны шипами, гораздо более длинными и твердыми, чем у обычных роз.
Из глаз у меня брызнули слезы, потому что это было все равно что получить подарок свыше.
Рядом не было ни священника, чтобы направить мои молитвы, ни алтаря, чтобы принять мою жертвенную кровь, ни прислужника, чтобы положить мне на рану целебный гамамелис. Но я чувствовала, что произошедшее не случайно, и решила сделать то, что всегда делала, когда мне случалось уколоться священной розой: помолиться и поблагодарить Господа.
Раньше я просила смелости. Или мудрости. На этот раз я закрыла глаза и прошептала:
— Пожалуйста, Господи, дай мне силу.
Я открыла глаза, повернула палец ранкой вниз, так, чтобы капля крови упала на землю.
Что-то загрохотало — был ли это мир вокруг меня или молитва внутри меня, я не знала — и земля наклонилась. Воздух поплыл, будто мираж в пустыне, и на краткий миг я увидела лучи мерцающего света, голубые, как амулет и тонкие, как нити. Они расходились в разные стороны, сквозь горные вершины, пересекали долину и, соединяясь в середине нее, уходили в землю.
Я моргнула, видение исчезло, я смотрела перед собой, удивленно и испуганно.
— Что сейчас произошло? — спросил Шторм. — Вы уронили каплю крови на землю. Я почувствовал, как она качнулась.
— Я не знаю. Я видела что-то удивительное. Лучи силы. Но теперь их нет.
Он недоверчиво смотрел на меня.
— Пошли. Я сгораю от нетерпения.
Мы быстро спустились в долину, и только там я поняла, как у меня трясутся ноги от напряжения. Тут не было пальм, лишь беспорядочно растущие кипарисы и огромные эвкалипты и еще дерево, какого я никогда прежде не видела, с такими огромными широкими листьями, что один лист мог бы накрыть меня целиком. В ветвях мелькали птицы, и солнечные лучи выхватывали из тени их странные, будто граненые тела. Это было так удивительно, что я пригляделась к ним поближе.
Нет, это были не птицы. Это были гигантские насекомые, величиной с чаек, с белым пухом на брюшках и прозрачными крыльями.
От отвращения мне стало дурно. В этой долине что-то не то. Она чужая. Другая.
Что-то в ней заставляло нас хранить молчание. Мы двигались тихо, будто в ожидании чего-то, или, может быть, охваченные благоговением. Под деревьями лежали груды камней, будто разрушенные алтари, некоторые высотой с меня, покрытые зеленым лишайником и пылью. Сбоку одного из них рос кипарис, корни его упрямо цеплялись за трещины в камне.
Мы свернули и наткнулись на еще одну груду, высотой с дерево и квадратной формы, со сводчатыми арками окон. Разрушенное здание. Я посмотрела кругом и с трепетом увидела еще здание. Все они были разрушены. Это был каменный город, разрушенный солнцем, ветром и корнями деревьев.
— Ему, должно быть, сотни лет, — прошептала я.
— Несколько тысяч, — сказал Шторм, и в голосе его прозвучала тихая грусть, которой я никогда прежде не замечала.
Я резко ответила:
— Это невозможно. Бог привел людей в этот мир…
— Да, да, он спас вас из гибнущего мира своей десницей менее двух тысяч лет назад. Я слышал, вы говорили, — в голосе его слышалась неприкрытая злость. — Маленькая королева, вы что, не понимаете? Инвирны всегда были здесь.