— Где все? — спросила я, хотя и знала ответ.
— Ищут вас. Гектор с ума сходит.
Я вздрогнула, предвкушая момент, когда встречу его. Я сказала:
— Мне надо пройтись. Я буду на берегу.
— Хотите сначала чего-нибудь поесть?
— Нет, спасибо. — Я пошла прочь, чувствуя на себе ее озадаченный взгляд.
От луны по воде шла золотистая рябь. Вдалеке виднелись очертания разбитой «Арацелии», парус висел на мачте неподвижно в эту безветренную ночь. Воздух был горяч, вода спокойна.
Повинуясь внезапному порыву, я сбросила грязные ботинки и рубашку. Оставшись в одних штанах и нижней сорочке без рукавов, я вошла в теплую воду.
Произошло нечто странное. Прикасаясь ко мне, вода сияла голубым светом амулета. Я легла на спину и поплыла, двигая руками в воде. Сияние окружало меня, будто щит, стойкая аура силы. Я рассмеялась, счастливая, думая обо всем, что сегодня сияло таким светом: мой амулет, когда я была готова отказаться от его силы. Река энергии. Цветы ночного вьюна. А теперь морская вода.
И я поняла, что зафира повсюду. Я могла уничтожить доступ к ее чистейшей форме, но она разлита по всему миру.
Я увидела какое-то движение на берегу. Темная фигура появилась из-за деревьев, и у меня перехватило дыхание. Я узнала его издалека, просто по манере двигаться. Мне вдруг отчаянно захотелось увидеть его вблизи, посмотреть ему в глаза, услышать его низкий, мягкий голос, хотя я прекрасно знала: что бы мы ни сказали друг другу, ничего хорошего из этого не выйдет.
Я плыла к берегу, пока ноги не коснулись дна, потом вышла из светящейся воды ему навстречу.
Он смотрел на меня, и снова, как всегда, я не понимала, о чем он думает. Подойдя к нему на расстояние вытянутой руки, я сказала:
— Гектор, простите меня.
Он задумчиво смотрел на меня. Меня бросило в жар от его взгляда, неспешно скользнувшего по моей шее, груди, бедрам, ногам и снова вверх. Мокрая одежда облегала меня, как вторая кожа, не оставляя много простора для воображения.
Наконец он сказал:
— Простить за что? — Голос его звучал холодно и резко.
Я с трудом сглотнула.
— За то, что ушла, не сказав вам.
— Королева не обязана извиняться перед простым охранником. — Это звучало как оскорбление, и я вздрогнула от обиды.
— И все же мне следовало…
— Вы моя королева, Элиза. Вы можете делать все, что пожелаете. Вам не надо отчитываться передо мной.
Он напоминал мне, терпеливо, беспощадно и точно, о моей власти над ним, о том, почему нам никогда не быть вместе.
— Если бы мы были любовниками, — сказал он, — я мог бы разозлиться на то, что вы потребовали от меня откровенности и не ответили мне тем же. Я мог бы почувствовать себя оскорбленным тем, что вы сбежали в заведомо опасное место, прекрасно зная, что самое важное для меня — защищать вас. И меня могло бы удивить, что у вас недостало смелости взглянуть мне в глаза, когда нужно было просто отдать приказ.
Никогда еще я не чувствовала себя такой маленькой и ничтожной. Часть меня мечтала сбежать, скрыться от его безжалостного взгляда. Другая часть хотела броситься к нему, обнять и умолять о прощении, потому что не могло быть сомнений, что я жестоко обидела его.
Он не мог не добавить:
— Так, наверное, хорошо, что мы не стали любовниками?
Это было как удар под ребра. Этот его последний и окончательный отказ, желание причинить мне боль и, может быть, вернуть себе немного власти. Это жестоко и недостойно того Гектора, которого я знаю. И все же моя злость исчезла так же быстро, как появилась.
Я протянула руку и коснулась его щеки. Что-то промелькнуло в его глазах, будто он не знал, отстраниться от меня или нет. Он не шевельнулся.
Я сказала:
— То, что я сделала, было слабостью. Трусостью. Это не был поступок королевы. Но когда я пошла к зафире, я кое-что поняла, и вы были правы. Во всем, — я провела рукой по его щеке, чувствуя под пальцами едва заметную щетину. — Теперь у меня есть сила. Достаточно, чтобы я не нуждалась в вас. Но я буду ужасно скучать.
Он отпрянул, и у меня защемило сердце при виде боли, исказившей его лицо. Глядя куда-то в сторону, он взволнованно провел рукой по волосам. Он сказал:
— Как вы это делаете? Всегда обезоруживаете меня. С того самого дня, когда я… Это невыносимо. Я не могу это вынести.
Из глубины знания, что древнее самой зафиры, из ощущения той женской власти, которую я только начала постигать, я твердо сказала:
— Нет, это не так.
Я так хотела сказать ему, что люблю его. Он заслуживает того, чтобы знать. Но сейчас это слишком опасно. Это прозвучит так, будто я прошу его или будто говорю то, что он хочет услышать, чтобы он не сердился.