Леди Геда расправила плечи и открыла рот, чтобы изречь нечто, что, несомненно, оказалось бы абсолютной банальностью.
— Вашему величеству стоит попросить повара приготовить…
Она замолчала, услышав, как кто-то закашлялся.
— Иладро? — сказал конде Тристан.
Герольд наклонился к столу, его били конвульсии. Глаза его закатились, в них выступили слезы. Лицо его покрылось багровыми пятнами.
Химена бросилась к другому концу стола в вихре своих кружевных оборок. В одной руке она держала вилку, а другой пыталась открыть ему рот.
Гектор рывком поставил меня на ноги. Свободной рукой он выхватил из рукава кинжал.
— Элиза, если у вас во рту есть еда, выплюньте. Скорее.
Яд. У меня внутри все похолодело.
— Я… ничего нет.
Химена засунула Илардо в горло рукоятку вилки со словами:
— Пусть вас вырвет, милорд. Это может спасти вам жизнь.
И его вырвало, огромным фонтаном полупереваренного цыпленка и лепешек, прямо на стол передо мной. Кислый запах ударил в нос.
— Лепешки! — сказал Белен. — Он был единственным, кто их попробовал.
В комнату ворвался главный повар с криком:
— Стойте! Выплюньте еду! Дегустатор только что… — Он увидел грязный стол, и кровь отхлынула от его лица. — Слишком поздно.
— Леди Геда, — приказала я. — Быстро найдите доктора Энзо. — Она вскочила и выбежала из комнаты.
— Неужели он?.. — проговорил дрожащим голосом конде, держа герольда за руку. — О, Иладро, что же ты…
Гектор, обхватив меня одной рукой за плечи и прижав к себе, отвел от стола. В другой руке он все еще держал кинжал, хотя я понятия не имела, как он мог бы его использовать.
— Воды! — закричала Химена, ни к кому не обращаясь, и перед ней тотчас появился полный стакан. Она влила воду в горло герольду. Он закашлялся, вода вылилась изо рта, но она что-то прокричала ему, и он начал глотать воду так, будто от этого зависела его жизнь. Вероятно, так и было. А потом она заставила его снова вызвать рвоту.
— Пойдемте, Элиза, — сказал Гектор и повел меня прочь из столовой.
Я сопротивлялась.
— Нет.
— Здесь небезопасно! Нам надо…
Я повернулась к нему.
— Ваш меч не защитит меня от яда. — Остальным я сказала: — Химена, оставайтесь с Иладро до прихода доктора Энзо. Все остальные — за мной, сейчас же. — Я пошла в кухню, и остальные заспешили за мной.
В кухне царил хаос. Люди носились кругом, выбрасывали еду, мыли посуду и прочую утварь. Резко пахло блевотой и горелым хлебом. На каменном полу рядом с разделочным столом лежал человек, которого я никогда прежде не видела. Он был мертв. Глаза его были широко открыты, в них застыли ужас и боль. Кровавая рвота текла у него изо рта. Девушка в платье горничной смотрела на него из-за вертела. По лицу ее текли слезы. Белен и стражники заблокировали все входы.
— Тихо! — крикнула я. Воцарилась тишина, во всех глазах застыл ужас. — Всем встать у стены, вот там, — показала я, но сначала никто не шелохнулся. — Быстро!
Толкая друг друга, они поспешили исполнить приказ и наконец выстроились в шеренгу.
Я шла вдоль шеренги.
— Кто готовил лепешки? — спросила я.
Тишина. Потом раздался робкий голос:
— Я, ваше величество. Мы с Фелипе.
Я повернулась на голос. Это была плачущая девушка.
— Вы отравили их?
— Ах, нет, ваше величество. Я бы никогда…
— Где Фелипе?
— Я не знаю. — Она не смотрела мне в глаза, косынка сползла ей на лицо. Мне стало досадно, что я не вижу выражения ее лица.
Я подошла к ней и взяла ее за подбородок.
— Когда ты в последний раз его видела?
Она охнула и заморгала мокрыми ресницами.
— Я не знаю. Может… перед тем, как стали подавать на стол? Он сказал, что ему нужно вино, чтобы пропитать груши. Но… ох, Господи.
— Что?
— Груш не было в меню. Я не думала… тогда… я была так занята. Откуда мне было знать? — В ее дрожащем голосе был ужас, но вместе с тем искренность. Я поверила ей.
Не сводя с нее глаз, я сказала:
— Белен, пожалуйста, проверь винный погреб.
— Да, ваше величество.
Я отошла от нее, сжав кулаки. Это не останется безнаказанным Что будет, если весь город узнает о моем отравленном ужине? Все увидят, как я слаба, не могу со своими слугами управиться, что уж говорить о стране. И они будут правы.
Надо было показать силу. Силу гнева. Чтоб все запомнили.
Я шагала по кухне, нервно кусая ноготь на большом пальце. Я могла бы выгнать их всех, вышвырнуть из дворца. Это бы точно запомнилось. Но нет никакого сомнения, что многие — может быть, все — невиновны. Если бы знать, кто отравитель, я без колебаний казнила бы его.