Ну… вовремя, как обычно. Раз в полтора месяца превращаться в возбуждающегося с полоборота борова, в истекающий спермой студень, в ненасытную, спятившую похабень ужасно весело. И так последние лет пять, спасибо любимым папам, будь они… по-христиански требовалось проклясть, но все проклятья давно кончились, повторяться неохота. Я выдернул штекер из сети, вспотевшие пальцы дрожали, воткнуть обратно удалось с трудом. Стационарка затарахтела, и я похлопал её по боку:
– Не подведи, чудище, нам документы сдавать. – Электроника учуяла магнитный резонанс или что там генетики Домерге напихали в уникалов, завелась, замигали датчики на здоровенном, размером с блюдце корпусе. Доисторический монстр, щедрый подарок дяди Брая, папаши бы померли со смеху. – Тебе хочется на покой, мне хочется трахаться, купаться в упакованных пачками йю, свалить туда, где пожарче, трахаться, и… не тормози, говорю!
– Что ты там бормочешь? – Перекрытия в муниципальной домине тонкие, не поспоришь – дерьмово тут жить, зато слышно, как Брай плещется в санблоке. Намыливает грудь и живот, а у меня нутро сводит. – Мы опаздываем, Радек!
Рухлядь вразумилась, выплюнула в стенку папку с файлами на кредит, я установил скачку и, расставив ноги, заковылял в санблок – липучки разъехались, член торчком, уродский секс-гигант на марше.
Брай проспал, в душ не полез, для скорости мылся над раковиной – вон на покрытие не ступить, лужи кругом, линком в мыльной пене. И по спине Брая течет мыло, по мокрым, круглым ягодицам… я обнял его за талию, прижался сзади, член улёгся в ложбинку.
– Сгинь, опоздаем! – он отмахнулся локтем, отпрянул. Сейчас пройдет, затяну знакомую узду, и пройдет. Отыщу деньги, налажу дело – неважно что: сою, мультики, да хоть поставки маринованных гусениц с Эпигона – и предъявлю папашам за всё, и за этот колючий, бесконечный стыд – тоже.
Линком запел у порога – вызов из банка, нельзя не ответить. Брай выругался, окатил меня пеной; ухоженная девица в форменной красной рубашке возникла в мыльных брызгах, поправила курчавые локоны.
– Соискатели кредита номер одиннадцать тысяч девятьсот девять, Брайден Тамир, Радек Айторе… – она увидела нас, кашлянула. – Вы не в банке, надеюсь? Можете не спешить, вам отказано в займе. Наш банк не считает возможным…
– Это ещё почему? – Брай схватил полотенце, прикрыл передок и попёр на девицу. – Я уже брал у вас кредит на кар, погасил в срок!
– Разные кредитные направления, – с профессиональной любезностью отрезала банкирша, вздёрнула аккуратные бровки, – ваш запрос признан неблагонадёжным. До свидания, господа, банк желает вам успехов и процветания!
– Даа… можем не спешить, – Брай швырнул мыло в раковину. – Суки облезлые! Обращусь в совет банка, дуру бонусов лишат…
– Всё из-за меня, – я смотрел, как пена закручивается спиралями, исчезает в стоке, и пытался собрать себя по частям, – нечего было связываться с выродком-эмигрантом.
– Прекрати, – Брай тряхнул меня за плечи, – один банк, что ли, в Сарассане? Найдем другой.
– Никто не даст кредит белому проходимцу с Домерге! – я рванулся, сообразил, что ору, и прихлопнул ладонью рот. – У меня тоже родина есть, и она мне заплатит.
– Где-то я уже такое слыхал, – Брай вытер пузырчатую дорожку на груди, отодвинулся, – у тебя долговой список всего из двух пунктов, не запутаешься.
****
Здесь не насадили «укрой-дерева», без его растопыренных над тропинками листьев аллея выглядела лысой, как череп нашего ментора по микромеханике. Пустое пространство, низко постриженная пегая трава; по бокам мохнатые кусты тёмной зелени, вымощенные продолговатыми камнями дорожки; впереди блестящий антрацит нагромождённых друг на друга кубов и нереальная тишина. Сид говорил, что двадцать лет назад, когда он впервые попал в земной город, его поразила горластость местных, их пристрастие к крикливым зрелищам, гремящим автоматам и полное неумение сдерживаться. А теперь меня наизнанку выворачивает домергианское безмолвие. Муниципальный кар, тащившийся сюда полдня, бесшумно снялся с площадки, и я едва не кинулся вслед. Поздно отступать, после развесистого хвастовства перед Браем тем более, и чтобы он ни нёс, а родина мне и впрямь задолжала. Я чистокровный уникал, и кредит банк Домерге мне выдаст, обязан выдать… ну, не все же домергиане поганцы – на манер моих папаш?
По аллее хотелось припустить бегом, но я одёрнул свою единственную приличную куртку, походившую на костюм-футляр Сида, и пошёл нарочито медленно, стараясь не наступать на разделяющие камни чёрточки. Вроде бы, это называется кирпич, стариной так и веет, и от пушистых кустов по краям аллеи – такие росли на континенте тысячелетиями, пока дуболомы земляне не устроили кавардак с климатом. А вот антрацитовых кубиков тут никогда не строили – нырнуть в ближайший было муторно, точно в могилу лезешь.
Тесный проход, длинный, как кишка, эскалатор уходит в глубину, оборону они держать собрались, что ли? Домергианский банк стоит на северной окраине Сарассана, кругом дичь предгорий, даже ферм нет, удобно устроить заварушку. Где-то рядом и дипломатическое поселение, наверное, тоже врытое в землю; я учился в интернате, когда дом посла Домерге разнесло в пыль – никакие датчики охраны не спасли, шмальнули с воздуха, из юркого тактического кара. Вмонтированных в стены датчиков и в банке навалом, ощупывают до костей, струйка пота ползёт по хребту, и они мощные, серьезней, чем я видал прежде. Ясно, рассчитаны на уникалов с умением дурить электронику.
Эскалатор вынес на плавающую в дымных сумерках платформу, я торопливо проскочил ненадёжный участок, не вглядываясь, куда ещё ведут движущиеся ступени. Что за идиотская идея мостить межуровневые терминалы на болтанке? Зажмурился, проморгался и сообразил: вижу. За терминалом туман, как в брошенной подземке, а я всё вижу! Деревянные двери, тусклые огоньки автоматов, смазанные голограммы и человеческие фигуры. Потому-то перед входом и не торчит какой-нибудь громила-оператор, разгоняющий землян, – местный здесь и шагу не ступит без помощи. Клубящаяся муть навалилась ещё на эскалаторе, но я-то и не заметил, и болтанку прошмыгнул – координация выручила. Всё равно пакость, нельзя так с людьми, но и предупреждение вешать нельзя, и громилу ставить… закон запрещает дискриминацию, только домергиане выкрутились.
Над стойкой с бусинами платёжных автоматов вращалась голограмма – серебряная с золотом Домерге в лучах багрового светила, пуп вселенной, мать их так. Уж родную планету я из космоса нарассматривался, то есть в передачах показывали: она серая с буро-зелёными проплёшинами, снежная лазурь Земли красивее. В зале народу немного – две девчонки в тонких сетках на лицах, люди без генетических модификаций, они с Домерге, верно, рады удрать, если уникалы отпустят. Бедолаги, как им тут работается?.. Мужик с чёрно-лиловыми волосами возится с линкомом – из «вороной» линии, кобура на бедре, вылитый служака Игера, папаша предпочитал нанимать Воронов или Рысей. Пара за деревянным столиком – не жаль им дерево тратить на чушь? – тянет что-то из бокалов, перешёптывается. Женщина с яркой рыжиной в причёске, фигура для ночного шоу, а вот из какого клана, не разберешь, но не линия – слишком плавные движения и огненные блики в глазах. Мужик рослый, седовласый, кожа очень светлая, аж светится, бокал берёт, точно за саблю хватается… перламутровый оттенок, так знакомо, провалились бы их загадки.