— Черт возьми, — пробормотала я и направилась обратно в ванную. Я даже не стала задерживаться, чтобы отдать ему вещи, и просто бросила их к его ногам.
Он не получит удовольствия от того, что я дважды пускала на него слюни. Укрепление моей внутренней стальной стены имело первостепенное значение. Каждый раз, когда Разай проникался ко мне теплотой и входил в мою зону комфорта, возрастала вероятность того, что я сорвусь.
«Опять, — подумала я. — Я опять отвлеклась».
И почему-то я сомневалась, что это в последний раз. У меня были большие гребаные проблемы. Не так ли?
Глава 40
Строгие предупреждения Азры эхом отдавались в моей голове, когда я включила телевизор. В новостной программе ожила репортерша, рассказывающая о стычке между демоническими и божественными силами на Барьерном острове. В ее репортаже говорилось о нечестной игре из-за торговли, что привело к драке. Пять божеств убиты, семь ранены. О потерях демонических сил ничего не сообщается. Ее голос был язвительным, предупреждающим об опасности дружбы с расами демонов.
Я вздохнула и выключила его, как раз когда Разай присоединился ко мне на диване. Он опустился рядом со мной и положил ноги мне на колени, откинувшись назад.
— Я что, похожа на подставку для ног? — я уставилась на длинные, мускулистые икры, покоящиеся на моих бедрах.
Однако новости отвлекли меня. Визуальные эффекты взрывов и вспышек элементальной магии на побережье острова заворожили меня.
Он присвистнул.
— Напряжение, напряжение. Интересно, сколько времени потребуется, чтобы объявить войну? Эти «бои» происходят слишком часто.
— У тебя измученный голос, — сказала я. — Я думала, это моя роль.
— Ты поняла, что они всегда обвиняют демонов? — одна его бровь взметнулась вверх с тяжелым намеком.
Осторожно я ответила:
— Да. Потому что они, скорее всего, виноваты. — вот так. Это был безопасный ответ, который дал бы любой Божественный гражданин.
— Ты же в это не веришь, — настаивал он.
— Ты не знаешь о чем я думаю, Разай.
— Значит, ты хочешь сказать, что в каждом нападении всегда виноваты демоны? Это статистически обосновано?
— Ну, нет, но они сообщают…
— То, что помогает нам выглядеть и чувствовать себя лучше, — закончил он с игривой улыбкой.
Я закрыла рот. Он не ошибался. Но, наверное, для меня безопаснее позволить ему говорить такие вещи. Не мне.
Он скрестил лодыжки, и я рассеянно положила руки на его голени.
— О чем ты думаешь? — спросил он.
Пора было сменить тему.
— Все жертвы, возможно, покупали стимуляторы.
— Это обоснованное подозрение. Думаешь, Сидни признается в этом?
— Я ее не знаю. Это она попросила поговорить со мной, так что я надеюсь, что ей есть что сказать.
— Расскажи мне что-нибудь о себе, — внезапно сказал он. — И не надо так напрягаться.
Проклятье.
Притворившись, что это не так, я ответила:
— Я не такая открытая книга, как ты, Разай. Может быть, я не хочу, чтобы ты знал что-то еще.
Он наклонил голову, оценивая меня. Заглядывая мне прямо в душу.
— Каждый человек — по-своему открытая книга. Если выучить их язык, людей легко читать. Но я совсем не знаю твоего языка. Расскажи мне что-нибудь. Что-то одно. Не обязательно что-то важное.
— А знаешь, что? Ты первый, — сказала я. — Ты всегда спрашиваешь меня о всякой ерунде и копаешься в моей голове, но никогда не говоришь о себе.
К моему полному потрясению, которое едва не свело меня в могилу, он согласился.
— Хорошая мысль. С чего мне начать? С детства? Моих надежд и мечт? Моей самой глубокой, самой темной лжи? Или ты хочешь знать, где я был? Как глубоко ты хочешь заглянуть?
Я помассировала виски, уже жалея об этом.
— Как насчет моего самого большого сожаления?
Я замолчала.
— Звучит серьезно. И ты выглядишь серьезным.
— Да, так и есть, — пожал он плечами.
— Ладно. Расскажи мне.
— Я убил своего лучшего друга.
Мои пальцы сжались на его икрах. Стоп… когда я вообще начала трогать его ноги?
Он безэмоционально улыбнулся. Признак его типичного юмора.
— Да. Ты бы тоже об этом пожалела, да?
— Что… что случилось?
— Он был… назовем его революционером. Считал, что Врата — это заговор, нечто, призванное разделить одну великую расу магического народа, чтобы держать общество в страхе и под контролем. Он хотел воссоединить территории.
— Неужели никто никогда не говорил ему о достижимых целях?