Нельзя сказать, чтобы она была чудовищем, каким обычно изображают мачех. Если смотреть объективно, на злую и жестокую уродину, денно и нощно угнетавшую приёмного сына, она точно не походила. Наоборот, и здесь приходилось признать правоту Ладича, королева была юной и даже красивой. Аромир не мог припомнить с её стороны плохого к себе отношения. Намила всегда была тихой и вежливой, во всём послушной отцу. Отношения Аромира с королевой были сугубо официальными, принц избегал мачеху и находился с ней в одном обществе, только когда этого требовал протокол.
Но уж лучше б она была злой и страшной! Тогда всё было бы просто и понятно. Ведь она не только его мачеха, но и дочь ненавистного Блекстера — проклятья его страны и его семьи. Ненавидь он мачеху, это было бы естественно, однако Аромир не мог ненавидеть того, кто не причинил ему никакого вреда. Более того, иногда ему казалось, что Намила смотрит на него совсем не так, как должна смотреть на приёмного сына, и сие обстоятельство принца жутко смущало.
Впрочем, он не был в этом уверен, ведь его опыт общения с противоположным полом был крайне мал. Даже маму он практически не помнил, а сестра навсегда исчезла пятнадцать лет назад по вине всё тех же вестийцев. А ведь ей было примерно столько же, сколько сейчас его мачехе! Всех прочих дам с ним разделяла целая пропасть. Вероятно, в том числе и поэтому робкие попытки отца женить сына терпели неудачу.
— Садитесь, Ваше Высочество, — вежливо пригласила Намила. — Люси, ты свободна.
Служанка поклонилась и вышла. Принц остался наедине с той, с которой меньше всего желал остаться один на один. Тем не менее, он воспользовался её приглашением и сел.
Королева же смотрела на него с интересом, и невинный взгляд её больших карих глаз, как обычно, его смущал. Она сидела в непринуждённой позе. Аромир отметил, что на ней чёрное платье.
«Носит траур? — задумался принц. — Или всё дело в том, что этот цвет — любимый цвет Блекстеров? Последних, впрочем, как и женщин, никогда не поймёшь, всё у них сплошные двусмысленности. Платье вроде бы длинное и без нескромных вырезов, но лицо не закрыто траурной вуалью. Значит, ей нечего скрывать? Её длинные кудрявые тёмно-каштановые волосы также не прикрыты. Красивые у неё волосы, и причёску сделать не забыла… О чём я думаю?! Я же пришёл по важному делу!»
Намила тоже изучала принца из-под длинных ресниц. Она никуда не торопилась. Аромир понял, что неловкая пауза затянулась и пора брать инициативу в свои руки.
— Поверьте, мне очень тяжело начинать этот разговор, но вы сами должны понимать, что ситуация, которая сложилась в Славии, ненормальна. Вы и я находимся в центре событий, поэтому нужно найти выход, который бы устроил нас обоих.
— Я вас внимательно слушаю, принц.
— Вы, наверное, знаете, что народ хочет видеть королём меня, на моей стороне закон о престолонаследии, и я считаю своим долгом встать во главе родной страны, чувствую в себе силы, чтобы сделать жизнь наших граждан лучше. А что вы можете предложить чужому для вас народу?
— Я не стремлюсь к власти.
Сердце Аромира забилось сильнее, и в то же время он почувствовал огромное облегчение. Неужели всё так просто? А он-то боялся!
— Я очень рад этому. Ваш добровольный отказ от претензий на престол Славии будет самым лучшим выходом из создавшейся ситуации.
— А если я не откажусь? — невинно спросила королева.
Принц обмер. Она что, издевается?
— Но, позвольте, вы же сами сказали, что не стремитесь к власти. Откровенно говоря, мне предлагали заточить вас в башне. Но я вместо этого пришёл к вам для переговоров.
Бровки Намилы возмущённо сошлись на переносице.
— Вы не оставляете мне выбора, это шантаж, принц!
— Мне самому противно говорить всё это, но почему бы вам действительно не отказаться, если власть вас не прельщает?
— Ну, допустим, я так и сделаю. А что дальше? Стать крестьянкой или торговать на базаре сукном?!
— Вы можете так же жить во дворце, ведь Вы — вдовствующая королева.
— Меня здесь все ненавидели, но терпели, пока я была супругой монарха. А когда вы станете королём, женитесь, я вообще буду здесь лишней. Уже сейчас все на меня бросают косые взгляды, запугивают и шантажируют. Единственный человек, которому я доверяю — это моя служанка.
— Сочувствую. Но объясните тогда, чего вы хотите? Можете жить за счёт казны и не во дворце или можете вернуться домой к отцу.
— Я вам уже говорила, что у меня нет здесь друзей. Даже те, кто заявлял мне о своей преданности, любили королеву, а не Намилу. Если я буду жить в Славии за счёт казны, меня назовут нахлебницей и ещё сильнее возненавидят. Я не смогу жить в чужой стране, где все испытывают ко мне только ненависть. Вы говорите, что я могла бы вернуться на родину, но отцу я нужна здесь, а не дома. Моё присутствие в Славии позволяет ему вмешиваться в её внутренние дела…