— Пять лет счастья завершены, — задержался юноша, с полной серьезностью посмотрев на него. — Я не собирался и не собираюсь забирать у вас ничего. Не стану возвращать обратно, как великую милость, и требовать за это платы. Всем вам придется жить дальше с тем, что имеете, и с теми силами, что при вас.
— То есть… — заволновался ректор за дочь.
— Роли перестанут падать с неба, если говорить условно, — пожал юноша плечами. — Но все, что она заработает сама, своим талантом и трудом, никто не отнимет. Даю слово. Она способная, я вас уверяю. Лет через десять, вот увидите…
— Мы не могли бы вернуться к столу?.. — дала трещину воля пожилого человека.
Десять лет — это много. Для юной звезды потом будет уже старость и четвертый десяток лет…
Поэтому сейчас, вернув Самойлова и вновь сев с ним за стол, Ферзен был готов подписать любую бумагу.
Но медлил, с тоской ощущая собственное бессилие перед событиями, желая их хотя бы немного отдалить. Например, хотя бы соблюсти церемониал от начала до самого конца — принять его в вуз… Изобразить в своем воображении экзаменационные вопросы и ответы на них… Словом, совершить весь этот фарс для себя лично, чтобы утихомирить разболевшуюся совесть. Ведь есть же экстерн, верно? Для гениев… Этот был определенно гений, пусть талант его был предгрозовой тьмой, от которой хотелось сбежать или отвести от себя и близких в сторону.
— Итак, Самойлов Максим… — скрывая волнение, начал Александр Ефремович, перебрав папку с бумагами юноши и положив перед собой школьные аттестаты, характеристику и заявление на поступление. — Завершил обучение в школе номер сто пять. Оценки превосходные, — распахнул он красную книжку аттестата за одиннадцатый класс.
Уже неплохо. Уже не придется мучить себя тем, что подписал диплом бездарности.
— Аттестат за девятый, для сравнения. Хм. «Восемь» по русскому языку? — невольно поднял ректор брови и посмотрел на Максима.
А тот — о удивление! — изволил проявить смущение.
— Это досадная техническая ошибка, — отвел юноша взгляд в сторону. — Вы понимаете, базы данных, электроника… Там должно было быть пять с плюсом.
— Плюс в аттестат не проставляется, — с некой веселостью отреагировал ректор на эмоции Самойлова.
Вернее — с облегчением от соответствия поведения гостя возрасту! Мальчишка, странный, опасный — но мальчишка! Человек!!!
— Кто ж знал? — пробурчал тот и поднял ладони вверх: — Уверяю вас, просто недоразумение.
— Допустим, — хмыкнул Александр Ефремович и переложил документ с характеристикой наверх. — Так… «Теперь это ваша проблема». — Вновь взмыли брови вверх от удивления.
— Разрешите посмотреть? — возмутился юноша и приподнялся на месте, довольно споро, судя по движению зрачков, читая текст вверх ногами. — Нет такого!
— Так вот же, если позволите, — начал чтение ректор, указывая кончиком ручки на заглавные буквы предложений. — «Терпелив и внимателен к учебе. Если требуется помощь другу — непременно окажет. Положительно показал себя в видах спорта… Ежегодно…»
— Достаточно, — нахмурился Самойлов и откинулся на спинку стула. — А ведь я им теплоход подарил…
— Не стал забирать? — едко уточнил ректор.
— И это тоже… — вздохнул юноша и махнул рукой на документы. — Ладно. Давайте сделаем так, чтобы эта проблема перестала быть вашей, — чуть грустно произнес он.
Александр Ефремович внимательно посмотрел на молодого человека по ту сторону стола. Пожалуй, у него были причины ненавидеть Самойлова. Определенно находились поводы опасаться и избегать. Да и в целом вся эта беседа от ее начала до сей минуты — не имела в себе ни малейшего повода испытывать к парню хоть мизерные положительные эмоции. Но было что-то в последней фразе, отчего Ферзен неожиданно для себя обнаружил сочувствие.
А еще — желание разобраться в некоторой нестыковке, в несоответствии размаха замысла, возраста гостя, ожидаемых дивидендов…
— Скажите, — замерев с ручкой над приказом о выдаче диплома, решился поинтересоваться Александр Ефремович, — зачем вам это все? Все эти траты, манипуляции… — внимательно смотрел он на собеседника. — Неужели не проще было завершить заочно?
— Видите ли… — после некоторой задумчивой паузы вздохнули с того края стола. — Есть у меня одна книжка… — Из укладки папки, с самого ее низа, показался добротно прошитый кожаный переплет размером в тетрадь.