Через неделю ас является к Журавлеву и сердито докладывает:
- Товарищ майор, очень прошу вас поговорить с этим инструктором, а лучше - уберите его от меня.
- А что случилось?
- Безобразничает. Как только группа вступает в бой, он исчезает куда-то. А по окончании - тут как тут, пристраивается как ни в чем не бывало. В самый горячий момент я остаюсь без ведомого. На кой черт нужна мне такая... гм...
- Вы правы: такая "гм..." не нужна ни вам, ни кому бы то ни было. Я поговорю с инструктором, не беспокойтесь. Думаю - дело поправимое, - пообещал Журавлев и пригласил того для беседы наедине.
- Может, вас страх одолевает и вы теряетесь в бою? - попытался он вызвать инструктора на откровенность. - Если так, остается одно: перебороть его. Страх - не позор, если его одолеешь, - внушал Журавлев.
- Нет, товарищ майор, - клялся тот. - Я вовсе не трушу, просто не могу удержаться в строю. Не привык к таким маневрам, потому и отстаю.
- Хрен редьки не слаще. Поймите, вы не только подставляете своего ведущего под удар, вы сами себя обрекаете на гибель. "Мессов" медом не корми, а дай им отбившегося одиночку - вмиг растерзают.
- Я понимаю, товарищ майор, меня уже ругали: за это летчики. Больше не повторится. Даю слово.
- Ну хорошо, старайтесь. Такого боевого наставника, как комэска-два, вам днем с огнем не сыскать. Перенимайте его опыт и - станете асом.
Но со следующего дня, к удивлению замполита и к удовольствию комэска-два, инструктор стал летать напарником у другого летчика. Оказывается, командиру полка позвонили из отдела кадров армии, после чего он внес изменения в таблицу полетов.
Журавлев, занятый боевой работой, не придал этому значения, вообще позабыл об эксцессе. А вскоре и бои в Крыму закончились. Наступила пора "Багратиона", и опять - жалобы на инструктора: бросает группу, увиливает от боя. На днях ведущий, не подозревая, что хвост у него остался оголенный и что напарник, вместо того чтоб прикрывать его, мышкует где-то в стороне, чуть не стал жертвой в простейшей обстановке.
Возмущенный летчик доложил своему командиру, а тот, имея личный опыт полетов с этим напарником, не придумал ничего умнее, чем посоветовать летчикам "проучить" негодяя. Те и проучили, устроив ему "темную".
Первое чепе!..
По вызову Журавлева инструктор явился, прихрамывая, в синяках и ссадинах.
Не жалуясь и не оправдываясь, упал на табурет и горько заплакал.
- Не могу больше! Это же мука! Кошмар какой-то... Меня здесь ненавидят, презирают как ничтожество, преследуют.
- Виновные в рукоприкладстве будут строго наказаны. Заявляю вам официально.
- Нет, нет, не надо. Пусть их... Я никого не знаю. Нет, я не об этом прошу вас и командира. Передайте меня в другой какой-нибудь полк. Я подаю рапорт. "В другой полк? - подумал Журавлев. - Понятно. Здесь тебя дубасят и презирают, а там, пока раскусят, то-се, глядишь, и стажировке конец. Ясно. Да только черта с два получится у тебя такой фокус. Это какими же подлецами надо быть, чтоб подсунуть такую свинью товарищам своим по оружию!" И Журавлев сказал:
- Просьбу вашу обсудим, и командир полка примет решение, а пока отправляйтесь в санчасть, пусть вам дадут освобождение от полетов.
- Я уже был. Не дают они... - вздохнул инструктор. И вот спустя сутки второе чепе. В полете на сопровождение "илов" инструктор, ставший уже притчей во языпех, опять улизнул при подходе к цели. Четверкой этих "илов" командовал я. Работу закончили без особого напряжения. Противодействия фашистских истребителей не было, зенитка, правда, палила не стесняясь, но мы отштурмовались удачно, и я, довольный, вел своих на "брее" домой.
Вдруг мой стрелок вскрикнул:
- Старшой, нас догоняет четверка "фоккеров"!
- Давно не встречались... - хмыкнул я, соображая по-быстрому, какой маневр применить для обороны. Ведь мы, по сути, без прикрытия, у ведущего пары истребителей, что летит рядом со мной, ведомого нет. Ситуация мгновенно изменилась и стала весьма опасной. Теперь не Ла-5 нас, а мы его спасать должны, он один. Только успел я оценить положение, как стрелок опять докладывает поспешно:
- Старшой, я ошибся. Не четверка, а пять "фоккеров" догоняют!
"Обрадовал..."
Приказываю своим сомкнуть строй, огонь вести кучно всей группой по ближайшему "фоккеру".
- Старшой! Старшой! - опять мой стрелок.
- Чего тарахтишь? Прицеливайся точнее!
- Непонятно, старшой... Они, кажется, друг в друга стреляют...
- Тем лучше! Может, с ума посходили.
Я чуть сбавил газ, посмотрел мельком направо, налево, ведомые летели почти в одну линию. Хорошо! В этот момент самолет затрясло от длинной очереди пулемета стрелка - и тут же вопль ужаса:
- Мамочка, это наш!
До меня его эмоции не дошли, бой был в разгаре. Голова вертелась на триста шестьдесят градусов. Стрелки вели по наседающим немцам дружный огонь. Все шло нормально. И тут снова ситуация изменилась, я увидел тень, опускающуюся мне на голову. "Проклятье! Сейчас столкнемся!" Но тень скользнула вперед, и я успел заметить продырявленные звезды на крыльях, мелькнувший белый номер.
- Инструктор! - вырвалось у меня невольно. Это, значит, за ним свирепо гнались "фоккеры", а он, спасаясь, бросился на своей мощной боевой машине под наше крыло, как беспомощный слабосильный цыпленок под наседку.
"Фоккеры" - слабаки на малых высотах - быстро сообразили, что им здесь не отломится, убрались восвояси, а мы продолжали полет в новом порядке; впереди потрепанным "лидером" двигался инструктор, за ним, как бы почетным эскортом, четыре моих "ила", а над всеми выписывал кренделя в поднебесье наш охранник-одиночка Ла-5. Так и довели побитого инструктора до его аэродрома. Я еще проследил сверху, как он будет приземляться, показалось - нормально, но потом по телефону сообщили другое.
Техника пилотирования у инструктора была что надо, да только тормозная система самолета оказалась перебитой, и он прокатился через всю посадочную. С обеих сторон стеной лес, а в конце - болото, гиблое место. Врюхаешься колесами - амба: полный капот и головы на плечах как и не было. Как поступать летчику в таком случае, инструктор знал прекрасно. Расстегнул привязные ремни и стал ожидать финиша, чтобы в нужный момент выброситься из кабины.
Момент уловил точно и кабину оставил своевременно, а дальше бедняге не повезло: могучая сила инерции пронесла его дальше, чем нужно, и трахнула головой о дубовый пень, но старый пень устоял...
О таких людях быстро забывают, то же было бы и с инструктором, если б на следующий день не прилетел транспортный самолет специально за его останками.
Летчики удивились, что, дескать, за шишка такая? Бугорки могил над нашими убитыми соратниками рассеяны по неведомым дальним далям, а этого в какой пантеон?
- Может, решили похоронить на территории училища, где он служил, что здесь непонятного?.. - пояснил предположительно Журавлев.
..."Дух Сталинграда" провоевал до конца, сопровождая нас, штурмовиков, на самые опасные цели, или шарил по вражеским тылам в не менее опасном амплуа разведчика, однако до победы не получил больше ни единой награды, ни очередного звания, ни даже благодарности. А полк, с которым он связал судьбу, менее чем за год стал "Волковысским" и ордена Суворова III степени. Конечно, его грыз червь обиды, но он по-прежнему оставался настоящим комиссаром, человеком мысли и действия, а не слепого послушания.
Служил под началом Журавлева хороший истребитель, командир звена по имени Виктор. Мы с ним не дружили, просто знали друг друга. Меня он прикрывал редко, однако голос его в эфире слышал почти каждый день. Лишь когда мы перелетели в Польшу, Виктор куда-то исчез, перестал возникать в воздухе. Конечно, это ничего не значило: могли послать за самолетом, за пополнением, мог заболеть. Меня удивило другое: напарник Виктора, опытный, знающий дело, начал летать с замполитом. Что за новости? Обычно Журавлев натаскивает молодых, а этот сам может учить других. Не иначе как проштрафился, раз попал под опеку. Встретились как-то с ним на совместном разборе полетов.