В начале мая после штурма немецких позиций на Черной речке - пресловутая Сапун-гора. Сегодня слетали дважды; что творилось там, и вспоминать неохота, однако вернулись без потерь. Сидим за столом из неструганых досок, ждем обед. Повариха с официанткой ковыряются в термосах с пищей. В это время на посадку заходит группа. Самолеты проносятся над нами, а последний...
- Братцы, тикай! На нас садятся!.. - орет кто-то, и мы кидаемся врассыпную. Над столами с ревом мелькает номер двадцать семь.
- Идиот! - кричат ему вслед и грозят кулаками, другие саркастически ухмыляются. Наконец "божья кара" приняла надлежащий облик: руль поворота как отрезало, от киля одна рама осталась, элероны в клочья, а в крыльях не пробоины, а проемы дверные...
- Ну и ну! Угостили грузина...
- Видать, и зенитки, и те, что копошатся на мысе Херсонесе... "худые"...
- Сам-то как?
- Живой небось, раз умудрился приземлиться нормально. - Смотрим - заруливает на стоянку, разворачивается хвостом к нам. Это совсем рядом.
На развороте он добавляет газу и гонит тучу пыли нам в тарелки. Ему опять машут кулаками. Наконец винт останавливается, и тут мы слышим пронзительный крик. Узнаем по голосу: орет стрельчиха Дуся. Санитарная машина стоит на старте, кто-то бросается к телефону, вызывает к раненой, а у самолета какая-то возня. Затем на фоне дымчатых степных далей возникает плотная фигура Вахтанга, медленно бредущего с Дусей на спине. С боков семенит техник с мотористом, поддерживают пострадавшую. Через посадочную несется "санитарка". Мы выскакиваем на помощь Вахтангу. Тот останавливается, ищет взглядом, куда положить тело Дуси, чтоб не повредить еще сильнее. У той глаза закрыты, но крови не видно. Мы подхватываем тело, но оно неожиданно лягается, соскакивает со спины Вахтанга и фыркает:
- Вам лишь бы лапать, охальники...
У Вахтанга, а вместе с ним и у нас глаза лезут на лоб.
- Вай, ты совсем без ран? Зачем кричала носить тебя, а?
Бучина одергивает деловито тесный комбинезон, щурится высокомерно на Вахтанга. Вдруг вскидывается, как освирепевший окунь, все на ней торчком, крутит со злостью пальцем у виска.
- А у тебя здесь сколько ран? Что я кричала над целью? Доверни вправо, кричала. У нас "месс" на хвосте висел, а ты? Почему не довернул, не дал мне сбить немца?
- Это еще не известно, кто кого сбил бы...
- Мне известно, что ты помог немцу сделать из меня труп! Я - мертвая, а мертвые не ходят, их носят. Вот и носи...
У Вахтанга совершенно потерянный вид. Бормочет оторопело:
- Вот кто божья кара...
Мы гогочем, а Щиробать добавляет масла в огонь, гнусаво тянет:
- Смотрит на них и смеется народ, старый осел молодую везет... Где ж это видано, где это слыхано, старый осел молодую везет...
Воюем еще четыре дня - и 9 мая Севастополь наш, фронт сразу оказался за сотни километров. Окна в общежитии не зашторены, свет горит вовсю, как в доброе мирное время. "Божья кара", разумеется, в ремонте, полевые авиамастерские развернулись возле бывшего фашистского аэродрома на берегу моря. А у нас перемещение кадров: моего стрелка отправляют на курсы, меня выдвигают в начальство- командиром звена, а на следующий день я отбываю в Евпаторию. Хашин - человек слова, выполнил угрозу, раздобыл мне путевку в только что открывшийся дом отдыха летчиков. Аж на две недели! Гулять так гулять...
Накануне отъезда - танцы под луной. Явились коллеги с той стороны аэродрома, подсаженные командующим армией, и пошла пыль столбом. Танцуем активно что попало и с кем попало. Лично я - не удовольствия ради, а для восстановления сил в раненых ногах. Сам врач прописал мне эту лечебную гимнастику, ему виднее.
Во время плясовой физиотерапии подходит Дуська, спрашивает с обидой;
- Интересно, почему вы не танцуете со мной?
Пожимаю плечами.
- О том, что я вам до лампочки, мне известно. Но мы же с вами курим одну цигарку! Пригласите меня хоть раз!
- Логично, - согласился я.
Пухлая Дуся оказалась верткой и легкой на ногу, даже хромому танцевать с ней - удовольствие. Под модную линду спрашивает осторожно:
- Я слышала, ваш стрелок уезжает на курсы?
- Да, растет товарищ.
- Может, возьмете меня все же? Вы теперь командир звена, вас послушают.
"Вот,-думаю,-незадача, опять она за свое".
- Даю слово: буду защищать вас так... так... больше собственной жизни! Я на все способна, ей-богу!
Меня кольнула досада, только дурак не поймет, о чем думает Дуся. Идеальная боевая единица, считает она, это экипаж из двух половин: меня и ее. Иначе и быть не может.
- Сейчас не время, - говорю, - продолжим разговор по возвращении из дома отдыха.
Дуся сильно и порывисто сжимает мою руку, исполненная благодарности, считает - лед тронулся...
Две недели не бог весть какой срок, но и тот окорнали наполовину. Телеграмма отличалась поистине спартанским лаконизмом: "Немедленно в часть". Являюсь. Оказывается, поступило распоряжение срочно перелетать на 2-й Белорусский фронт.
Готовим материальную часть, клеим карты, прокладываем маршруты, изучаем подходы к перелетным аэродромам. Путь-дорожка, мягко говоря, неближняя, а тут еще погода резко испортилась, степи затянуло туманом, с неба сыплется водяная пыль. Интересуюсь, почему не видно Вахтанга, уж не простудился ли? Нет, говорят, отправился в авиамастерские за своим рекордистом - номером двадцать семь. Отремонтировали в самый раз, сегодня пригонит, заказали специально для него радиопривод.
Привод гоняли полдня, но Вахтанг так и не прилетел, и мы решили, что его не выпустили из-за скверной погоды. На следующее утро погода - мечта пилота! Небо как слеза, солнца - даже чересчур... Вдруг часов в десять утра - радиограмма: "Гвахария приземлился авиаточке Мелитополь самолет исправный".
Хашин покрутил в руках телеграмму, спросил раздумчиво:
- Кой черт занес его в Мелитополь? Это ж километров триста с гаком. Неужто блуданул?
- А что, вполне мог проскочить мимо своего аэродрома, все было закрыто, - высказал предположение начштаба.
- А зачем гоняли привод? - резонно заметил Щиробать.
- Тоже верно. Ладно, вернется - разберемся.
Собрание полка, посвященное дальнему перелету, закончилось под вечер. Еще сутки - и до свидания, юг! Солнца здесь явный излишек, особенно для тех, кто приземляется в сторону солнца на закате. Ослепит, обманет, покажет все не таким, как на самом деле. О-о! Что в бою, что на земле светило умеет строить ловушки нашему брату. Вот и сейчас будто прилипло к горизонту и шпарит прямо в глаза заходящему на посадку летчику. Кроме Гвахария, мы никого не ждем, должно быть, он планирует с выпущенными шасси. Стоим, наблюдаем. Щитки посадочные выпустил, выровнял нормально, убирает газ и... куда он тянет ручку?! Рано, высота большая! Рано! Нельзя!
- Он потерял землю!
- Уходи на второй круг! - кричит Хашин, словно Вахтанг его слышит. Вот он, примитивнейший зрительный обман! У летчика замазаны глаза, ему мнится, что земля под колесами, а в действительности до нее еще метра три. С каждым мигом поступательная скорость гаснет, самолет на секунду зависает - и трах об землю- только пыль из-под колес. Приземлился...
Разворачивается, рулит, и тут мы замечаем, что крылья у "божьей кары" имеют обратное "V", консоли опустились, едва не чиркают по земле. Согнулись от удара. Ну и видик... Мокрая курица, а не грозный штурмовик. Вахтанг рулит, старший инженер изрыгает проклятья, командир что-то ищет в планшете, мы, отвернувшись, держимся за животы - такого кино никогда не видали.
- Дурак и дом сожжет, так огню рад, смех его разбирает, - возмущается старший инженер нашим поведением и добавляет этим еще больше, жару.
Кто-то шутит:
- Надо, братцы, скинуться, а? Отблагодарить грузина. Наконец-то ухайдакал "божью кару", ни дна ей, ни покрышки!
- Сейчас командир отблагодарит его, хе-хе!..