— Отлично, — твердо сказал он. — Режим полного молчания. От корабля не должно исходить ни одного импульса. Джейми, отменяем загрузку данных остальных станций. Майдж, вы должны глаз не спускать с показаний пассивных датчиков и докладывать мне о малейшей угрозе. Полученная информация уже окупила все затраты на эту операцию с самого первого дня, и мы доставим ее домой, даже если нам придется прорываться в гиперпространство под самым носом у мантикорцев.
— Разве мы не нарушим тем самым режим секретности операции «Аргус», сэр? — возразил его старпом.
— Я не хочу привлекать к нам никакого внимания, — глухо сказал Огилви. — Но то, что мы можем потерять сейчас, слишком важно, так что если нам хотя бы покажется, что монти могут нас засечь, мы рванем отсюда в ту же секунду, и черт с ней, с этой операцией «Аргус». Это именно то, чего ждал адмирал Роллинз, и мы, с Божьей помощью, доложим ему об этом.
Глава 20
Хонор кивнула стоящим в карауле морским пехотинцам и, ни слова не говоря, вошла в свою каюту. Ее лицо не выдавало никаких эмоций, однако Нимиц на ее плече сидел напряженно, и доброжелательная улыбка МакГиннеса застыла, как только он увидел своего капитана.
— Добрый вечер, мэм, — приветствовал ее стюард.
Она повернула голову на звук голоса, и глаза ее заблестели, будто только сейчас заметили присутствие Мака. Он увидел, как она на мгновение поджала губы, затем глубоко вздохнула и улыбнулась ему. Для того, кто ее не знал, эта улыбка могла показаться почти естественной.
— Добрый вечер, Мак. — Она пересекла каюту и бросила берет на рабочий стол. Пробежав рукой по волосам, она отвела взгляд, пересадила Нимица с плеча на подушку и села в кресло, развернув его в сторону МакГиннеса.
— Мне нужно закончить отчет о маневрах, — сказала она. — Просмотри сообщения, пока я с этим разделаюсь, ладно? Скажи, если попадется что-нибудь от капитана Хенке, адмирала Сарнова и его штаба или кого-нибудь из шкиперов, а всех остальных соединяй со старпомом, если она сможет справиться.
— Конечно, мэм.
МакГиннес был удивлен необычным приказом, но не подал вида, и она снова улыбнулась:
— Спасибо.
Она включила компьютер, а он откашлялся.
— Может быть, чашку какао, мэм?
— Нет, благодарю, — сказала она, не отрывая глаз от экрана.
МакГиннес посмотрел на ее склоненную голову и обменялся молчаливым взглядом с Нимицем. В движениях кота чувствовалось напряжение, но он встряхнул ушами и дернул головой, указывая мордой на дверь капитанской буфетной. Стюард слегка расслабился, снова кивнул и удалился, тихий, как порыв ветра.
Хонор пристально рассматривала буквы на экране, когда услышала, что за ним захлопнулась дверь. Она закрыла глаза и прижала сверху ладонями. Для нее не прошел незамеченным молчаливый обмен взглядами между котом и человеком. Где-то глубоко внутри она обижалась на это, самую малость, но вообще-то была им очень благодарна.
Она опустила руки и, вздохнув, откинулась на спинку стула. Нимиц, не поднимаясь с подушки, завел тихую кошачью песенку, и она, устало улыбнувшись, подняла на него глаза.
— Я знаю, — тихо сказала она.
Он перепрыгнул к ней на стол и сел прямо, глядя в ее темные глаза зеленым, как трава, взглядом. Она протянула руку, чтобы погладить его мягкую кремовую с серым спинку. Пальцы Хонор легко взъерошили мех, но древесный кот не был настроен на ласки. Она ощутила его беспокойство, направленное на нее.
Всю жизнь, сколько Нимиц был с ней, Хонор всегда знала, что он что-то делает, помогая ей преодолеть приступы гнева или отчаяния, но она никогда не могла понять, как это у него получается. Как ей было известно, никто из людей, которых принимали древесные коты, не мог этого понять, но узы, связывающие ее с Нимицем и странно усилившиеся после событий на Грейсоне, сейчас, несомненно, работали. Она чувствовала ментальные прикосновения кота — как будто любящая рука проникла глубоко внутрь сознания, чтобы сгладить острые углы переживаний. Но кот не убирал их полностью. Может, это было выше его сил, а может, он знал, что она не хотела о них забывать. А может, все было даже проще: такой поступок противоречил бы его принципам. Этого она не знала, но снова закрыла глаза, мягко положив руку на его меховую спинку, пока он такой же мягкой лаской врачевал ее душевные раны.