И вот я в первый же день заигрался у нас во дворе с пацанами – ты уже в городе жил – и забыл, что надо идти на ужин.
А бабушка – раз вышла на балкон, раз молча махнула мне рукой, чтобы я шел, два махнула. Я ноль внимания. И тогда бабуля как гаркнет на весь двор:
«Блядик, иди кушить домой! Кушить стынет! Бля-я-ядик, домо-о-ой!»
Боже ты мой, ты бы слышал, как ржали пацаны, когда поняли, кого это зовут домой, – я ведь помчался в подъезд как ошпаренный, лишь бы бабушка замолчала! И как мне пришлось биться потом с некоторыми из этих пацанов, чтобы они перестали называть меня Блядиком! Все три дня, пока не было родителей, я на ужин был как штык. Да и после старался не опаздывать, потому как родаки, раскусив ситуацию, посылали на балкон звать меня со двора именно бабулю…
Отсмеявшись, я приобнял Владислава за плечи:
– Ну что, дорогой мой…
– Только попробуй передразнить мою незабвенную бабушку, убью! – тут же перебил меня друг детства.
– …Дорогой мой Владислав, пошли за стол! – продолжил я. – У меня родился тост: за наших милых бабушек.
– Это можно, – облегченно вздохнул Владик. – Пошли!
– Слушай, а она не пробовала тебя называть не укороченным, а полным именем? – невинно спросил я, когда мы выпили еще по граммулечке.
– Это как? Блядислябом, что ли? – обиженно переспросил Владик. Первым под стол пополз я…
Елена Соловьева. В гробу
Дед Василий и бабка Маланья прожили вместе долгую жизнь, в которой много чего было. Но и состарившись они продолжали опираться друг на друга, согревая и согреваясь нежной взаимной заботой.
В деревне, в которой они жили, как и во многих других, вся молодежь уехала в город, жилых дворов осталось раз-два и обчелся. Жили такие же старики. Доживали.
Атеистов в деревне не было. Каждый на свой лад – да веровал. А вот ближайшая церковь была только в районном центре, до которого было ехать не ближний свет, и долгая дорога было старикам не по силам. Поэтому по воскресеньям к ним в деревню приезжал из центра священник. Он исповедовал всех желающих, служил литургию и причащал в избе у стариков Замятиных, потому что она была самая просторная. С собой он привозил свечи, ладан и какие просили книжки, иконы и молитвы.
Недавно в деревне помер дядя Петя. Плотник и умелец на все руки. Предчувствуя скорую кончину, он сделал себе гроб и поставил в сенях. Остальные жители деревни, видя такое дело и рассудив, что скоро все там будут, а дяди Пети уже может и не быть к тому времени, попросили плотника изготовить и им домовины. И пришлось дяде Пете со смертью немного повременить, пока последний гроб не встал в сенях своего хозяина.
В сенях избы деда Василия и бабы Маланьи стояли два гроба.
Дело было зимой. Огороды укрыты снежными покрывалами, из скотины во всей деревне только и было, что у стариков Демидовых три курицы да у Замятиных коза, поэтому короткие, но такие длинные зимние дни старики коротали за рукоделием.
После обеда старики шли в избу к Замятиным, смотреть и обсуждать последние новости и строгать деревяшки, добывая из сухой запашистой древесины ложки, чашки, миски и незамысловатые игрушки для внуков.
Бабы с рукоделием шли к Маланье. Пестрые половики из старой одежды, вязаные салфетки и скатерти, вышитые петухи и розы выходили из-под их рук под протяжное пение и треск горящих поленьев, отсветы которых плясали на полу перед беленой печью.
В тот день дед Василий и баба Маланья, Васюша и Малаша, как они друг друга звали, сидели за столом, ели щи из кислой капусты и смотрели на серое небо, которое начиналось сразу над их огородом.
– Васюша, – позвала Малаша, – а ведь Петя домовины сделал – даже размеры не спросил. А вдруг маленькие?
Дед поддел остатки из тарелки, съел и положил ложку на стол.
– Ну что ж теперь, – произнес он, – теперь-то уж и не исправишь.
– Так давай хотя бы примерим, – не захотела успокоиться Малаша.
– Как примерим? – Дед с недоумением воззрился на бабку.
– Ну так. Ты принеси один, а я лягу в него. Посмотрим, хорошо ли.
Дед недоверчиво посмотрел на супругу, но возражать не стал: когда со стола было убрано, занес из сеней и положил на пол один гроб.
От гроба несло холодом.
«Как из могилы», – подумал дед, но ничего не сказал.
От тепла иней на древесине быстро растаял, и скоро изба наполнилась древесным духом.
Малаша постояла у края гроба. Подумала, что ложиться прямо на доски будет жестко, и принесла постелить на дно одеяло и подушечку.
Дед молча наблюдал за приготовлениями.
Малаша шагнула в гроб, села и аккуратно легла.
– Ну как? – Дед заглянул в гроб.
– Хорошо, – неожиданно для себя ответила Малаша.