Себастьян же не собирался довольствоваться только её восхищёнными взглядами. Его коварная самцовая натура хорошо изучила, что стена дома была с узеньким, но достаточным для решительного марш-броска карнизом и только на его этаже. Словно бы архитектор знал, что именно на третьем этаже будет жить не кто-нибудь, а кот Себастьян. И будет у него такая надобность прошествовать на соседский балкон. Вот он и прошествовал в один из вечеров, когда хозяева Беллы несколько часов напряжённо вглядывались в мутную стеклянную грань пластмассового ящика под названием Те-ле-ви-зор. Этот самый Телевизор – глава многих современных человеческих семей по наблюдениям представителей кошачьих, которого человеки слушаются и дорожат им иногда более всех прочих обитателей дома. В тот вечер из этого пластмассового параллелепипеда раздавались негармоничные и громкие звуки стрельбы и визжащих тормозов. Поэтому его слушатели не услышали, что на балконе происходит драма не менее захватывающая, нежели та, которую им рассказывал глава семьи Телевизор. А Белла? А что Белла?.. Такая глупая, что просто объедение, мяау!
На следующий день Беллу увезли к заранее нелюбимому жениху, а Себастьян лежал задом к её балкону и грел бока на солнышке. Так бы он их и грел до заката, но тут его чуткая до прекрасного натура почувствовала, что на него смотрит как раз что-то невозможно прекрасное. Он зашевелил всеми своими вибриссами, открыл глаза и увидел сиамскую кошку Шарман. Шарманка приехала на лето из Облцентра со своими хозяевами к соседям по другую сторону от балкона Себастьяна. У неё жениха не было принципиально и даже в какие-то дни её вовсе не пускали гулять. Гордая сиамская натура всегда свысока смотрела на этого выгоревшего на солнце простолюдина, или правильнее сказать простокотину соломенного цвета, но в этот день он показался ей не таким уж и простокотом. Ей в этот день особенно хотелось поговорить хоть с кем-то из усатой братии, и коварная самцовая натура Себастьяна это вмиг почувствовала. Как только стемнело, он, ориентируясь только на два горящих в потёмках глаза Шарманки, прокрался по карнизу на её балкон – мир праху архитектора! – и…
– Ты просто скотина! – шипела потом ему вслед Шарманка.
– Сама ты… корова в кошачьем обличье, – Себастьян уже лениво шлёпал лапами по выступу на стене в сторону своего обиталища.
– Я же хотела только поговорить о летнем вечере, – продолжала яриться его минутная пассия, – о литературных новинках, о… О, как я низко пала! И с кем?! С какой-то простоскотиной! Уж был бы голубой перс или турецкий ван – ещё куда не шло! А то какой-то ядрёный сибирский мужлан!.. Ах, боже мой, что станет говорить княгиня Марья Алексевна!..
– Такая дура, что просто ужас, фр-р-р! – мыл морду Себастьян на своём балконе.
Следующие дни он на балкон не выходил: с обеих сторон его лежбище было под прицелом взглядов Беллы и Шарман. Они и между собой вели перекрестный огонь, но всё же им хотелось выйти на Себастьяна, чтобы взглянуть в глаза его бесстыжие. Поэтому Себастьян устроился на порожке у балкона, а Софья Филаретовна сочла, что любимый котик перегрелся на солнышке.
Где-то месяца через два, уже в начале осени она сидела на лавочке у своего подъезда и ждала, когда её Севушка нагуляется и соблаговолит-таки пойти домой, где он не был уже неделю – дела, знаете ли, всё некогда. К ней присоединились её соседки и заворковали о житье-бытье, как это часто водится у пожилых женщин. Вскоре явился и Себастьян с до-вольной мордой после загула, затёрся о ноги обожаемой хозяйки: пошли, мол, домой, есть хочу, умираю как, мяау!
– Экий он у тебя рыжий! – восхитилась одна соседка бабы Сони. – А наша блондинка тут выдала загадку природы. Ну, помните нашу Беллу? Возили её к жениху, чистопородному ангорцу для получения чистокровных ангорских котят. И ведь никуда её больше не отпускали, всё проследили, предусмотрели, а она буквально на днях родила совершенно рыжих котофеев! Пять штук! Вот прямо как твой Севка, Софья.
– Ну не знаю, не знаю. Загадка природы, да и только, – закивала Софья Филаретовна. – Чего только в природе не бывает.