– Вы знаете, что сегодня была поминальная служба по его матери?
– Я слышал, что она умерла. Сожалею. Она была милой дамой.
– Значит, Алан чувствует себя так плохо, что не смог поехать?
Пол покачал головой. По его лицу читалось: «Ничего опасного», но вслух он сказал:
– Девушка, об этом надо спрашивать врачей.
От пота подмышки стали влажными. Капельки пота выступили даже над верхней губой. Стены окрашены в такой же веселенький желтый цвет, как и в регистратуре при входе. Стеклянные двери открывались в обе стороны. Через ряд больших окон она видела светлую комнату, похожую на кафе, где в креслах и на диванах сидели пациенты; и еще одно помещение с небольшой сценой – возможно, комнату отдыха. Дальше двери из прозрачных превратились в сплошные, с указанием на каждой номера и имени, написанных от руки на картонной карточке.
Когда они проходили мимо палаты номер 5, дверь распахнулась, и из нее вышел мужчина.
– Все в порядке, Джимми? – поинтересовался санитар.
Если Кэсси было жарко, то Джимми наверняка уже расплавился: на нем несколько джемперов, и поверх них он еще закутался, как в шаль, в одеяло. Кивнув Полу, Джимми хмуро уставился на Кэсси, и на его лице появилось неодобрительное выражение. Она отвела взгляд, опасаясь, что пациент примет его за вызов или приглашение. И, пока они шли по коридору, она чувствовала, как его пристальный взгляд сверлил ее спину.
У палаты номер 12 санитар остановился и, постучав, распахнул дверь.
– Алан, к вам посетитель.
«Не уходи, – мысленно просила Кэсси, – пожалуйста, не уходи». Но Пол отступил в сторону, и она осталась одна.
Нет, не одна.
Он сидел спиной к небольшому высокому окну, держа на коленях книгу. Заложив пальцем страницу, готовый перевернуть ее. Услышав голос Пола, поднял голову, затем снова опустил взгляд.
Она стояла в дверях, убеждая себя, что это он. Это был Алан. Если бы она увидела его на улице, то, скорее всего, не узнала бы. Его отросшие волосы потемнели до тускло-коричневого цвета с проседью. В прошлое ее посещение он немного прибавил в весе – лекарства, мало движения, – но теперь клетчатая рубашка большого размера была ему совсем в обтяжку. Он сидел на стуле, на подлокотнике которого висела трость для ходьбы. Она взглянула на его ноги, обутые в расшнурованные парусиновые кроссовки, левая ступня все еще вывернута внутрь. Вспоминает тот международный звонок посреди ночи и сбивчивый рассказ Валери, что с Аланом случилась беда. Как в квартире, которую он делил с Кэсси до ее отъезда в Австралию, он балансировал на подоконнике первого этажа, раскинув руки и наклоняясь все дальше и дальше. Думал, что полетит. Представляя, что ускользнет в воздух, как вода.
Сейчас, стоя у двери в его палату, Кэсси заморгала и на мгновение мысленно увидела, как он прыгает, но не из окна на улицу внизу, а навстречу своей цели. По понедельникам вечером, после школы, она иногда наблюдала, как он бегает взад-вперед перед сеткой, бросая себя навстречу мячу, вытягиваясь во весь рост, словно доверяя воздуху, что тот удержит его. Вечером по вторникам ее пальцы исследовали круглые ссадины и синяки, свежие розовые царапины и синеватые тени на его белом теле, на бедрах, локтях и коленях.
Она захлопнула память, желая сохранить нетронутой то совершенное воспоминание из далекого прошлого.
– Алан.
Он медленно поднял голову. В бороде, струящейся на грудь, едва можно различить слабый отблеск красного. Борода закрыла его рот, скрыла всю нижнюю половину лица. Небольшие открытые участки кожи выглядят одутловатыми и бледными, как у трупа. Когда в последний раз его касалось солнце? Уличный воздух? Если бы она увидела его глаза, то, возможно, узнала бы его, но они скрыты очками с толстыми линзами и тяжелой оправой, которые плотно сидят на щеках цвета зефира. Яркий верхний свет отражался, вспыхивая, от оконного стекла, скрывая его за еще одной завесой.
Она не могла просто зависнуть у двери. Она сделала несколько шагов в палату. Аккуратную и простую, точную копию той, в которой он находился раньше. Односпальная кровать, темно-синее одеяло. Шкаф-купе, прикроватная тумбочка из ДСП. Стул, который занимал Алан, был единственным. Она не хотела садиться на его кровать. И она продолжила стоять, но смотреть на него сверху вниз, будто угрожая, тоже неправильно. Поэтому она присела на корточки, но получилось, будто она разговаривала с ребенком. В конце концов, она сдалась и села на самый край матраса.
Он не сказал ни слова. Просто смотрел, заложив пальцем страницу, готовый перевернуть ее.