- Товарищ! - сказал он. - Поговорили и довольно! Твой Граве, его "Галантная" и Франсуа Кентен - все это для тебя не годится. Мне думается, я прав? Другие люди, другие предложения тебе больше подойдут, я уверен. Что скажешь?
Сделавшись сразу спокойным и внимательным, Тома Трюбле взглянул на Даникана.
- Да! - продолжал кавалер. - Закончу: другие люди - это я, другие предложения - это мой фрегат "Горностай". Брось ты своего скрягу и переходи ко мне! Такие ребята, как ты, мне нужны. А такие арматоры, как я, нужны тебе.
Он посмотрел прямо в глаза корсару и усмехнулся в свой длинный ус, подстриженный по моде последнего царствования, заметив, что Тома Трюбле, только что полный ярости и плохо владевший собой, все же, как только понадобилось обсудить важное дело, разом обрел свою осторожность, свой здравый смысл и даже свою полунормандскую хитрость.
- Как сказать! - произнес он спокойным и ясным голосом. - Господин кавалер, вы, конечно, оказываете мне большую честь. Я не стану отрицать разницы между вашим "Горностаем" и "Галантной" Жюльена Граве. Договоримся, однако же, если угодно, потому что всегда следует договориться. Прежде всего: что именно вы мне предлагаете?
Даникан опустил на стол сжатый кулак.
- Я предлагаю, - сказал он, - тебе, Тома Трюбле, бывшему боцману "Большой Тифены", что на службе у Жюльена Граве, перейти на службу ко мне, Готье Даникану, капитаном, с правом на двенадцать частей, и хозяином, вслед за Богом, моего фрегата "Горностай", вооруженного для крейсерства; каковой фрегат, в девяносто футов по длине киля, несет двенадцать восемнадцатифунтовых орудий и сто человек команды.
Тома Трюбле тоже встал. Он посмотрел на своего отца Мало, потом на свою мать Перрину. После чего снова повернулся к кавалеру Даникану.
- Слово крепкое? - коротко спросил он.
- Крепкое, - молвил Даникан. - И в доказательство, - вот тебе моя рука, которая стоит клятвы. Теперь, все решено, и Бог нам на помощь! Если хочешь, - по рукам, не хочешь, - не надо. Ни то, ни другое нас не поссорит.
- Пресвятая Дева Больших Ворот! - сказал Тома Трюбле, - по рукам!
Со всей силой хлопнул он по протянутой руке.
V
- Капитан, - произнес кавалер Даникан, - капитан, слушай и запомни то, что я тебе скажу, так как у нас, начиная с завтрашнего дня, больше не будет времени вволю поболтать: я хочу, чтобы наш "Горностай" был в воскресенье готов к походу. Сосчитай по пальцам: у тебя четыре дня в распоряжении.
Тома Трюбле прикинул на пальцах и покачал головой.
- Как далеко подвинулось вооружение?
- Все готово, и фрегат мог бы поднять якорь с первым же приливом, если бы мне заблагорассудилось. Твой помощник разворачивался как мог. А он человек с большими возможностями, - это Луи Геноле, сын кузнеца, что кует решетки. Ты его знаешь Тома. Он тебя тоже знает, любит тебя и готов тебе повиноваться.
Старый Мало удивленно поднял голову и посмотрел на судовладельца.
- Луи Геноле? - спросил он. - Маленький Луи помощником? Не слишком ли он молод?
Но Даникан ударил ладонью по эфесу шпаги, продолжавшей лежать на дубовом столе, и шпага издала воинственный звук.
- Молод? - произнес он. - Молод? Ну, конечно, кум! Слава Богу, что он молод. Потому что судьба - все равно, что гулящая девка, и только молодые умеют ей вовремя задрать юбку. Эх, Мало Трюбле! Не думаешь ли ты взаправду, что нужны седые бороды, чтобы ходить по волнам, и что только умудренная старость способна на воинские безумства, которые множат наше богатство? Ну, нет! Твой сын и сын. Геноле - вот кто мне нужны! И кроме нескольких старых морских волков, которым нипочем взять горошинку с нок-реи в непогоду, мне не надо людей старше этих молодцов на моем "Горностае", потому что когда мой "Горностай", закончив компанию, вернется в Сон-Мало, он должен быть доверху набит золотом!
Снова ударил он по эфесу своей шпаги и, посмотрев в глаза корсару, снова улыбнулся от удовольствия; глаза эти, словно заранее отражая блеск обещанной добычи, пылали рвением и алчностью.
- Итак, - продолжал кавалер, - докончим наш разговор. Фрегат в полной готовности, способен на любую работу; команда набрана, и ты будешь ею доволен. Впрочем, если тебе на борту что-нибудь окажется не по душе, то у тебя четыре дня в распоряжении, и ты двадцать раз успеешь все перегрузить и все перевернуть. Делай по-своему, это тебя касается. Клянусь Богом, ты хозяин на своем судне Но смотри, чтобы в воскресенье, с утренним приливом, все были на своих местах Тот трус, который отрекается!
- Да, - сказал Тома.
Он размышлял. Помолчав, он спросил:
- А место назначения от меня будет зависеть?
- Нет, - молвил Даникан.
Снова наступило молчание. Кавалер вглядывался в лица внимательных собеседников и старался взглядом проникнуть в глубину обращенных на него четырех пар глаз.
- Ба, - сказал он наконец, - другие... и Жюльен Граве в особенности... постарались бы напустить здесь туману - побольше, чем осенью бывает на Ла-Манше... Но чего мне таиться, раз все мы пятеро здесь присутствующих только выиграем, если сумеем молчать? Нет, капитан Трюбле, место назначения будет зависеть не от тебя, так как я его уже выбрал. Но не бойся! Если я выбрал, так значит знал, что выбрать. Сын мой, я тебя не пошлю в Зейдерзе ловить селедочников, и чтобы тебя самого там словили. Рэйтер король знает, что делает, когда воюет с Соединенными Провинциями не в Голландии, а в Эльзасе и даже в Германии. Черт возьми, почему мне, худому смерду, не следовать его примеру? И наш "Горностай" не станет стеречь голландских крыс у выходов из их норы. Никак нет! Эти прощелыги кичатся тем, что они "морские возчики", сами себе придумали название. На всех океанах лавируют их корабли, причем с таким гонором, как будто вся соленая вода им принадлежит, - и губят пиратством торговлю других стран... Разве я не правду говорю? Я, например, не слышал что-то, чтобы в Вест-Индии было много голландских земель, и все-таки, презирая договоры, всюду развевается трехцветный флаг и дерзко покрывает иные грузы, которые должны бы принадлежать иди нам, подданным короля Франции, или нашим друзьям, подданным королей Испании и Англии. Тома Трюбле, ты прежде всего должен прекратить это бесчинство.
- Стало быть, в Индию? - спросил Тома.
- Да, в Вест-Индию, к Антильским островам. Вот куда я тебе приказываю держать курс, как только выйдешь из фарватера. Ты должен бросить якорь у острова Тортуги. Если ты это сделаешь, ты выполнил мое приказание; остальное зависит от тебя. Там хорошенько разберись в обстоятельствах и помни общее мое наставление: опустошать вражеские трюмы и набивать свои собственные.
Снова воцарилось молчание. Нахмурив брови, старый Мало старался представить себе эти почти сказочные Антиллы, куда он никогда не добирался даже в самых отчаянных своих рыболовных предприятиях. Обе женщины слушали в смятении. Дочери уже чудились попугаи, обезьяны и другие неслыханные птицы и звери, населяющие острова, которых Тома, очевидно, привезет десятками; мать, своими материнскими глазами, видела бури, кораблекрушения, людоедов, акул, лихую горячку. Что касается Тома, то он обдумывал про себя слова кавалера, весьма их одобряя. Тома Трюбле был человек осторожный. И Готье Даникан с минуты на минуту все больше в этом убеждался. Постучав недавно в дверь, арматор явился, собственно, за тем, чтобы связать со своей судьбой судьбу храброго молодца, чья недавняя победа наполняла восхищением и гордостью весь Сен-Мало. Но удача, как всегда, баловала Даникана: упомянутый молодец, помимо всего прочего, оказался ловким и хитрым. Каждое его слово служило тому порукой, каждое молчание тоже.
Теперь он осведомлялся, задавая вопросы короткие и ясные.
- Что, сударь, ждет меня там хорошего и дурного? Я хочу знать, чтобы лучше вам послужить, так как мне незнакомы те широты.
Готье Даникан кивком одобрил своего капитана.
- Конечно, ты прав, что расспрашиваешь. И мне бы многое хотелось знать, чего я не знаю, чтобы тебя научить. Не беда! Ты и сам там научишься. Самое важное вот что: в Американской Индии есть, как я тебе говорил, французы, англичане, испанцы, которые имеют право там быть, и голландцы, которые этого права не имеют. Там есть много обширных земель: остров Санто-Доминго, полуфранцузский, полуиспанский, остров Ямайка, уже лет двадцать принадлежащий англичанам, и Куба. Но я тебе назвал Тортугу. Остров этот, как меня уверяли те, кто там бывал, в смысле размеров почти что нуль, и, может быть, Сен-Мало показалось бы на нем теснее, чем в кольце своих стен. Впрочем, кому важны размеры отчего дома? Мы, малуанцы, хорошо это знаем: город наш не велик, а слава о нем гремит повсюду. Точно так же и остров Тортуга превосходит своей известностью Ямайку, Санто-Доминго и Кубу, вместе взятые. Вот почему, сын мой, ты прежде всего бросишь якорь в этом благословенном месте, - в настоящей столице Антильских островов, чтобы собрать там справки и обучиться, как ты того желаешь, всем полезным вещам.