Каледу ничего не оставалось, кроме как принять это предложение. Он улыбнулся Бобдилу и предложил ему рассказать о том, как продвигается его учеба. Эта перспектива как будто обрадовала Бобдила, и он пошел с дядей примерно в двух шагах позади отца. Абул напряженно прислушивался к их разговору. Калед задавал вопросы и наблюдал, а Бобдил ограничивался односложными ответами.
Хотя Бобдил и поддерживал разговор крайне неумело, но он, по крайней мере, ни случайно, ни умышленно не раскрывал каких-либо семейных тайн, так что Абул позволил своим мыслям остановиться на более приятных вещах и стал обдумывать путешествие в приморский дворец Мотрил, которое хотел совершить.
В самом деле Сарите необходимо сменить обстановку, — решил он. Морской воздух быстро вернет ее щекам румянец, а походке — упругость.
Для человека, в жилах которого течет кровь кочевого племени, она слишком долго находилась за закрытыми стенами. Казалось, роскошный образ жизни Альгамбры подорвал ее силы, и он вспомнил о том, как она как-то сказала ему, что лежать в шелковых одеждах и поплевывать абрикосовыми косточками — это не по ней. Захваченный любовью, он позволил себе забыть о том, что у нее есть свои нужды, и, что, очевидно, для полноты счастья ей многого не хватает.
Он редко пользовался приморским дворцом.
Отец построил его для матери Абула, чтобы она могла проводить там жаркие летние месяцы. Для управления королевством он не был приспособлен, там был только один маленький зал для приемов, поэтому калиф имел возможность посещать его только в спокойное для королевства время. Абул решил, что сейчас время для отдыха как раз благоприятное, и теперь ждал не дождался, когда сможет рассказать о своем плане Сарите. Он любил доставлять ей приятное, любил смотреть, как она прыгает от радости. Он увидел ее, когда повернул на дорожку, обсаженную олеандрами. Калед увидел ее в то же самое мгновение. Она сидела на вырезанной из камня скамейке, немного в стороне от дорожки, подставив лицо утреннему солнцу. Две женщины, закутанные в покрывала, сидели по обеим сторонам.
Сперва Калед был просто ошеломлен — он никогда не видел подобной женщины. Она была одета в простое желтое шелковое платье, лицо же ее было бесстыдно открыто взглядам прохожих, а блестящие волосы, горящие на солнце, обрамляли маленькое, бледное лицо. За секунду до того, как Абул поднял руку, чтобы поприветствовать ее, Калед понял, что это и есть та самая не правоверная, что ввергла Абула в любовную трясину, тем самым приблизив конец его царствования. Он взглянул на калифа и в черных ярких глазах его увидел только любовь.
— У вас христианская наложница, мой господин Абул? — притворился он удивленным.
Абул нахмурился. Он не знал, что сказать о Сарите, чтобы гость понял. В конце концов, он просто кивнул.
— Она рабыня или пленница? — спросил Калед.
— Рабыня! — внезапно вмешался Бобдил. — Она рабыня моего отца, поэтому когда она ему надоест, то ее выгонят.
Глаза Абула потемнели от ярости.
— Ты не должен так говорить! — сказал он тихо.
Бобдил сделал шаг назад, и Каледу стало ясно, что страх его не является теперь притворством.
— Моя., моя м-мама так говорит, — сказал он, заикаясь. — Она говорит, что отправит ее в городской публичный дом, когда… когда…
— Довольно! — резко прервал его Абул, однако тут же сказал самому себе, что мальчик просто повторяет материнские слова, не вкладывая в них никакого особенного смысла. Он еще раз подивился собственной близорукости, которая не позволила ему распознать вовремя истинное лицо жены.
Сарита шла к ним босая, поскольку не признавала никаких туфель и надевала их только в самые холодные зимние дни. Он так любил ее! Но сейчас его сильно беспокоило то, что ее может унизить Бобдил, а то и Калед, выпучивший на нее глаза.
Она показалась сейчас Абулу необыкновенно хрупкой, казалось, достаточно дуновения ветра, чтобы сломать ее как тростинку. Она поприветствовала их на изучаемом ею арабском.
— Мой господин калиф, желаю тебе доброго утра, — после этих слов она повернулась к Бобдилу и также приветливо поздоровалась с ним. Мальчик смотрел на нее с откровенной враждебностью, но, будучи напуганным своей предыдущей оплошностью, пробормотал ответное приветствие. Что касается Каледа, то он не разговаривал с рабами, в особенности с не правоверными, да еще столь открыто попирающими правила поведения женщин. Он все еще не мог отвести от нее глаз, и начал понимать, какую власть она может иметь над калифом.
— Дядя Айки находится здесь в качестве посланника от ее отца, эмира Мокарабов, — спокойно сказал Абул, надеясь, что Сарита поймет его намек и не воспримет это как представление. Но она не поняла его и повернулась к Каледу, все еще напряженно ее рассматривавшему.