— Я сделаю кофе, — поднялся Брок, чтобы оставить их разбираться наедине. Баки выпустил руку Брока, взглянув на него снизу вверх, и Брок погладил его по щеке, улыбнувшись. Баки тут же схватил его, целуя в ладонь, и нехотя отпустил. — Тебе какой? — обратился Брок к Стиву.
— Черный, без сахара, — ответил Стив и забыл про Брока, переключив все свое внимание на Баки.
А Баки сидел и улыбался, как дурак, вспоминая ощущение чужих пальцев на щеке. Если не считать минета, то это была первая ласка, подаренная ему Броком, пусть мимолётная, она давала больше надежды, чем минет, говорила больше любых слов, и Баки теперь точно был уверен, что его не прогонят.
— Баки, объясни мне, что происходит? Что значит: ты его вспомнил и понял, что любишь? Баки, он же агент Гидры, — не унимался Стив, пытаясь понять что-то для себя.
И Баки понимал, что, или он расскажет всю правду, или Стив докопается до нее сам, и тогда будет гораздо хуже. Баки не хотел обижать друга недоверием, он вообще не хотел обижать Стива, но все ещё злился на него.
— Пообещай мне, что ты ничего Броку не сделаешь, и дальше тебя все, что я расскажу, не уйдет, — твердо попросил Баки.
— Обещаю, — уверенно ответил Стив. — Он не просто агент Гидры, да?
— Он был моим хэндлером, — просто ответил Баки, понимая, что ходить вокруг да около бесполезно. — Предпоследним.
Глаза Стива опасно потемнели, а кулаки сжались до хруста, и Баки понимал Стива, потому что последний хэндлер использовал больше кнут, чем пряник, и Баки отзывался о нем категорически плохо, а вот про Брока он слышал впервые, потому ни Баки, ни Зимний о нем не говорили, позволяя пропасть, раствориться в череде событий.
— Стив, он поил меня сладким кофе, кормил шоколадом и вообще всячески нарушал регламент обращения с Зимним, — попытался сгладить образ сурового беспринципного дрессировщика Баки. — Брок заботился обо мне. А потом во мне что-то изменилось, и я стал смотреть на него по-другому. Я сам не понимал, что мне от Брока надо, и однажды избил его до полусмерти, потому что не мог получить то, чего хочу.
Баки не собирался никому говорить, что изнасиловал Брока, не потому, что это могло плохо отразиться на нем, а потому, что пытался сохранить эту тайну ради Брока. Он оглянулся, глядя на широкую спину, расцвеченных кое-где шрамами, и тепло улыбнулся.
— Брок смог после этого уволиться и подался в наемники, — продолжил Баки. — Я ещё Зимним хотел его, а потом вспомнил его, увидел во сне, и стал искать. Я не помнил имени, только лицо и острое чувство нехватки именно этого человека рядом. А когда нашел, стал следить за ним. Я хотел поговорить, но не знал, что сказать. Это к нему я уезжал каждую ночь. И к нему сорвался пешком в дождь, потому что больше не мог.
— И как, вы поговорили? — очень серьезно спросил Стив.
— Ты нас прервал, — усмехнулся Баки, понимая, что поговорить им с Броком все равно придется.
— Баки, но почему ты мне ничего не сказал? — сокрушенно спросил Стив. — Я бы помог тебе, ты же знаешь, Бак, все, что угодно.
— Кофе, — Брок поставил перед Стивом чашку, а вторую отдал Баки вместе с шоколадкой, и снова ушел на кухню, хотя Баки бы хотел, чтобы Брок остался.
— Стив, я сам не знал, что мне надо. Да и, как видишь, сам справился, — Баки отпил кофе и зажмурился от удовольствия. — Пообещай мне, что не будешь пробивать Брока.
— Хорошо, но, если он тебя обидит… — начал Стив, а Баки расхохотался.
— Стив, как можно меня обидеть? Я Зимний Солдат.
— Вот это-то меня и пугает, — Стив в два глотка осушил чашку кофе. — Бери трубку, когда я тебе звоню, пожалуйста.
Он попрощался с Баки и Броком, и уехал, оставив Баки недоумевать, зачем же Стив всё-таки приезжал. Вроде бы они поговорили, но от этого тотального контроля было тошно. Баки, с одной стороны, понимал Стива, который, мучимый чувством вины, пытался сейчас оберегать Баки от всего, но с другой Баки бесило, что его нашли тут же, просто потому, что он не ответил на звонок, когда Стиву приспичило, и это злило. Он подошёл к Броку, который сидел за стойкой и пил свой кофе, и обнял его, прижимаясь губами к спине. Поцеловав, Баки прижался к коже небритой щекой.
— Я правда люблю тебя, — тихо сказал он, чувствуя, как Брок переплетает свои пальцы с пальцами живой руки.
Брок поцеловал тыльную сторону ладони и ничего не сказал, продолжая пить кофе. Баки стоял, прижимаясь к нему, вдыхая его запах, и был бесконечно счастлив уже от того, что так можно. Не украдкой, а открыто, зная, что не прогонят.
— Надо заказать новую дверь, — заговорил Брок, допив кофе. — И сделать что-то с этой.
Они заколотили дыру в двери найденной в подвале фанерой, Брок обмерил все, что можно, и заказал новую, сокрушаясь, что теперь два дня придется сидеть дома, но Баки заверил его, что сможет посидеть тут один, если Броку очень надо куда-то уехать, хотя он никуда не хотел отпускать от себя Брока даже на минуту, теперь, когда было можно быть рядом. Он постоянно хотел касаться Брока и касался, поглаживал, целовал. А потом Баки надоело, что Брок занят чем-то, кроме него, и он подхватил его на руки, утаскивая в спальню.
Баки хотелось не секса, хотя и его тоже, ему хотелось чувствовать Брока всем собой, лежать, обнимая, прижимая к себе сильное тело, водить ладонями по гладкой коже, целовать всего-всего. Теперь, когда можно было делать это не украдкой, Баки словно с цепи сорвался и, не слушая никаких протестов, принялся целовать всего Брока, стремясь коснуться губами каждого миллиметра смуглой кожи. Он целовал, прикусывал, лизал, медленно спускаясь от шеи все ниже, переворачивал Брока. И если тот поначалу смеясь отталкивал Баки, то, как только губы коснулись соска, а металлические пальцы сжали второй, Брок тяжело задышал, выгибаясь в руках Баки, подставляясь под ласки. Баки перевернул его и принялся выцеловывать каждый позвонок. Баки спускался все ниже и ниже, пока не дошел до копчика и длинно лизнул самое начало ложбинки, чувствуя, как Брок под ним напрягся всем, только что податливым, как воск, телом, но молчал. Он огладил литые ягодицы, целуя каждую, нежно раздвинул их и прижался губами к сжатому входу, слыша, как Брок длинно выдохнул сквозь зубы.
Баки понимал, что ступил на опасную тропку, что, скорее всего, Брок до сих пор боится, но из-за чертовой гордости не скажет об этом, только и остановиться уже не мог. Он лизнул на пробу, мягко, аккуратно, горячо выдыхая, посылая по телу Брока мурашки, и принялся вылизывать вход с тонкими, практически незаметными ниточками шрамов — делом рук его. Баки не знал, чего хочет добиться, но чувствовал, как Брок расслабляется, медленно, по чуть-чуть. Сначала не такой каменной становится спина, потом Брок едва прогибается в пояснице, приподнимая ягодицы, расслабляются ноги, между которыми пристроился Баки. Он продолжал вылизывать Брока, ввинчиваясь кончиком языка вовнутрь, вырывая хриплый, короткий, просящий стон. Похоже было, что Брок прислушивается к себе, своим ощущениям, пытаясь понять, нравится ли ему то, что творил с ним Баки. По всему выходило, что нравится, потому что он совсем расслабился, бездумно выше приподнял бедра, поддаваясь на язык Баки. Баки внутренне ликовал, он готов был урчать от наслаждения вылизывать чужую, такую желанную задницу, но прекрасно понимал, что, как бы ни было сейчас Броку хорошо, одно неловкое движение, и он снова закроется, больше не подпустит к себе, и Баки не трогал его даже пальцами, продолжая играть языком с тугим кольцом мышц. Брок заметался под его ласками, стал подаваться на язык, ласкающий его, чаще, стонал в голос, прогибался, а потом взялся за свой член и начал яростно дрочить. У Баки стояло до боли, но он снова не стремился доставить себе удовольствие, сейчас самым важным для него был Брок. Чтобы ему было хорошо.