— Стив, — на следующий же день аккуратно подошел к нему Баки. — Я хочу съездить на озеро, пожить в палатке, может подстрелю какую-нибудь зверюшку. Ты не против?
— Конечно нет, — радовался Стив тому, что Баки оживает, живет своей, может быть, странной, но жизнью. — Ты надолго хочешь?
— Не знаю, — честно ответил Баки, потому что не представлял, сколько времени ему понадобится, чтобы встретиться с Броком. Теперь мысленно он звал его только по имени, нежно, словно оглаживал, словно Брок уже был его, хотя его он быть не мог. Не после того, что сделал Зимний. Но Баки почему-то упорно хотел пытаться, хотя бы пытаться.
Собрав все, что может ему понадобиться, вплоть до снайперской винтовки, он запрыгнул в машину и рванул, петляя по городу на шаткой грани до нарушения правил, выезжая на автостраду, и по ней уже втопил, стараясь быстрее добраться до места, которое изучил со спутника.
Брок жил в большом добротном доме на берегу озера и, Баки был уверен, вокруг этого дома стояла такая система ловушек и сигнализации, что обходить ему ее не один час, но он был уверен, что справится, сможет подобраться поближе к дому, чтобы посмотреть. Хотя бы просто посмотреть на Брока, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Но самого себя не обманешь, чувства, которые не понимал Зимний, списывая их на доверие и желание быть рядом, на ревностное подчинение, были ничем иным, как привязанностью, граничащей с помешательством, но иногда люди называли это любовью. И именно это чувство толкало Баки к Броку, толкало отчаянно, заставляя еще хоть раз увидеть, хоть раз коснуться. Услышать чуть хриплый голос, и пусть этот голос больше не скажет ему ни единого ласкового слова, загрубевшие руки не проведут по волосам в мимолетной ласке, а глаз не коснется теплая улыбка, Баки обязан был еще хоть раз оказаться рядом.
Разбив лагерь в пятнадцати километрах в самую неудобную сторону, Баки собрался и аккуратно начал продвигаться к дому Брока, прихватив с собой и винтовку, так, на всякий случай, с ней ему просто было спокойнее.
Найдя удобное место для обзора, Баки обезвредил несколько капканов и еще пару более хитроумных ловушек, которые бы не заметил и хороший спец, и улегся, принимаясь наблюдать за домом.
Брок подъехал на машине, больше похожей на танк, какие он всегда и любил, ближе к закату, и Баки затаил дыхание, глядя на него в прицел. Все такой же подтянутый, с прямой спиной, уверенный в себе, но что-то в Броке неуловимо изменилось, что-то в нем было не так, но заметно это могло стать только тому, кто отчасти живет инстинктами. Баки смотрел, смотрел и не мог насмотреться на усталое, небритое, но такое родное лицо, на уверенный разворот плеч, длинные сильные ноги.
Брок вынимал продукты из машины, когда вдруг поежился и обернулся, глядя прямо на Баки, но не видя его. Губы его скривились, прошептав что-то явно матерное, и Брок понес покупки в дом.
Неделю Баки спал вполглаза, практически ничего не ел, а только смотрел, наблюдал за Броком, который все больше ежился и оглядывался по сторонам. Баки понимал — нутром чует, что что-то не так, и улыбался про себя, потому что Брок чуял, но не понимал, что именно. Но все больше оглядывался, когда выходил на улицу, а окна в доме теперь постоянно были закрыты ставнями. Скорее всего, изнутри они еще и металлическими роллетами были закрыты, но снаружи это были просто добротные ставни.
Ночью восьмого дня Баки поставил на машину маячок, и утром был этому очень рад, потому что увидел, как Брок перетаскивает в машину тяжелые характерные сумки и чехол со снайперкой. Баки тут же сорвался с места и побежал к своей стоянке, чтобы, бросив все, рвануть за Броком, куда бы тот ни собирался.
Баки уже переволновался, на какую войну собирается его командир, но все оказалось просто и прозаичнее: миссия сопровождения. Брок усадил в свою машину какого-то мужика очень крутого, но сильно мудаческого вида, и куда-то повез. Баки ехал за ним на почтительном расстоянии, но так, чтобы успеть, если что, вытащить, помочь, защитить, закрыть собой. Но не пришлось.
Домой Брок вернулся через два дня и, вместо того, чтобы отдохнуть, пошел обходить окрестности. Баки пришлось ретироваться и вообще залезть на дерево, потому что уходить он категорически не хотел. Он словно помешался на Броке и, не зная, как подойти и поговорить, как вообще прийти и показаться на глаза, заделался сталкером, не способным отвести взгляд от своей цели.
Баки следил, как Брок проверяет свои ловушки и сигналки, как методично обходит квадрат за квадратом своей территории, как периодически оглядывается и поеживается от пристального внимания. Баки понимал, что может довести его до нервного срыва, но уже не мог остановиться. Брок был словно наркотик, омут, который затягивал в себя все сильнее и сильнее, и тем тяжелее было оторвать взгляд, чем больше Баки понимал, что это, наверное, единственное, что у него есть. И, чтобы не сойти с ума самому, и не свести Брока, Баки должен был уйти. По-хорошему, вот прямо сейчас, но он не мог. Он хотел дать себе еще время, хоть немного, хоть несколько дней. А потом он уйдет. И постарается больше никогда не появиться, чтобы не напоминать собой Броку о том, что он сделал с ним.
К исходу второй недели на крыльце появилась большая табличка, которая гласила “Иди сюда, мудила, харэ в стесняшку играть”.
Баки прочитал записку, адресованную явно ему, и решил, что, раз его зовут, не важно, что звали абстрактного кого-то, кто надоедал своим вниманием уже две недели, отнес оружие в свой лагерь и вернулся, медленно подходя к крыльцу. Поднялся по нему и постучал в дверь, которая тут же распахнулась, и ему в лицо ударил приклад дробовика, ломая нос, из которого тут же пошла кровь. Такой удар должен был вырубить кого угодно, но не Зимнего Солдата. Баки отшатнулся, но устоял, глядя на Брока, ожидая, что тот будет делать дальше.
— Ты!? — взревел Брок и накинулся на Баки, метя ему в челюсть. Баки не сопротивлялся, прекрасно понимая, что с ним ничего не случится, а Броку это было нужно, хотя бы иллюзия возможности отыграться.
Они скатились с крыльца, и Брок, оседлав Баки стал бить его по лицу, самозабвенно, с упоением, как будто мечтал об этом всю жизнь. Хотя, наверное, так оно и было, если не всю жизнь, то последние три года. С неба закапало, потом сильнее, и вот уже Брок разбивал губы Баки в кровь под проливным весенним дождем, превращающем землю под ними в жидкую грязь.
Брок бил, что-то крича, но Баки не слышал, не слушал, не понимал, просто принимая удар за ударом. Голова моталась из стороны в сторону, волосы, заляпанные грязью, облепили окровавленное лицо. Баки видел, что Брок совсем сбил себе костяшки, но все равно не мог остановиться, чтобы не выместить всю злость на обидчике. А потом как-то внезапно сник, в один момент, словно сломалось что-то внутри, поднялся и, пнув без должного запала Баки в бок, бросил.
— Проваливай, — и ушел в дом.
Баки поднялся, весь извалянный в грязи, мокрый, грустно посмотрел на закрывшуюся за спиной Брока дверь и, развернувшись, медленно побрел прочь.
Он дошел до своего лагеря на берегу озера, отмылся в нем от грязи и, к тому времени, как дождь закончился, собрал практически все вещи, кроме палатки, которую решил оставить тут, просто чтобы иметь иллюзорное жилье рядом с Броком, и, позвонив Стиву, поехал домой. Кажется, теперь он хотел поговорить, спросить совета, потому что просто не представлял, что делать дальше. Его снова прогнали, как и в самый первый раз, и Баки не представлял, он просто боялся, что его прогонят снова и будут прогонять каждый раз.