Документально доказано, что почти все члены Союза рабочей молодежи «III Интернационал» Москвы влились в Красную гвардию, сооружали баррикады, проявили в боях смелость и бесстрашие. Неужели он был не в рядах «почти всех»? Конечно же, нет! Скорее всего Косарев вступил в отряд Альберта Лапиныпа — организатора Лефортовского союза рабочей молодежи «III Интернационал». И отряд состоял в основном из членов союза, юных пролетариев Благуше-Лефортовского района.
— Мы из Лефортовского района, не можем сидеть сложа руки, когда отцы наши сражаются за революцию. Дайте нам винтовки, мы тоже хотим быть воинами! — требовательно заявили бойцы его отряда в ревкоме.
Отряд немедленно вооружили берданками, и он двинулся к Алексеевскому юнкерскому училищу. Здесь разгорался горячий бой. Красногвардейцы уже не первый день безуспешно пытались выбить засевших там юнкеров. Тогда Лапиньшу пришла в голову шальная мысль. Он посоветовался с ребятами, и в первую же ночь вся его лихая сотня перелезла через каменную ограду, за которой стояло училище, и ударила по юнкерам с тыла. То был на редкость неожиданный удар. Юнкера сразу растерялись. И когда красногвардейцы двинулись атакой вновь, никакие усилия противника не смогли уже отбросить их.
Этот эпизод — первое боевое крещение — навсегда остался в памяти и командира отряда.
— Я часто думаю о величии наших дел, о росте людей, прошедших через этот бой, — вспоминал Альберт Янович Лапиньш.
Не в том ли бою начался социальный рост Александра Косарева, закладывались первые семена его гражданского мужества и морального величия?
РОЖДЕНИЕ СУДЬБЫ
Октябрь 1917 года.
Государство трудящихся рождалось в бурном потоке съездов, собраний и митингов. Иного рабочие и крестьяне пока не умели. Все-то приходилось им творить впервые на пустом месте…
Фабрика не работала, и Саша перебегал с одного митинга на другой. Революция озарила жизнь четырнадцатилетнего благушенского парнишки.
По московским улицам ходили расклейщики с рулонами афиш, ведрами с клеем и большими мочальными кистями. Они расклеивали листовки с декретами народной власти на рекламных тумбах, деревянных заборах, на стенах бывших дворянских особняков. Каждый день приносил сверстникам четырнадцатилетнего Саши Косарева все новые и новые вести: СНК определил 6-часовой рабочий день, запретил применение их труда в ночное время. Советская власть открыла детям трудящихся свободный доступ во все учебные заведения, ввела бесплатное образование и производственное обучение. Молодежь, достигшая 18-летнего возраста, получила право избирать и быть избранной во все государственные органы. Такие декреты вызвали огромный подъем политической активности у членов Союза молодежи. Как-то ненароком, но уверенно и твердо Косарев выдвигался среди них в ядро признанных вожаков.
«Саша был удивительный самородок, — вспоминал его друг Семен Федоров, — талант из рабочего класса нашей страны, расцветший сразу, как только была установлена Советская власть, как только был ликвидирован капитализм, душивший тысячи и миллионы народных талантов. Революция, партия подняли Сашу, богато наделенного природой политическим талантом вожака.
Но тогда, в 1917 году, этот талант нуждался в тщательной огранке и шлифовке…»
Для Косарева наступал период новых испытаний.
С первых часов провозглашения Республики Советов партия развернула решительную борьбу за мир, за демократический выход из империалистической войны. Но страны Антанты отказались вести мирные переговоры с Советской Республикой. Ее молодое правительство вынуждено было в сепаратном порядке начать их с Германией. Но вскоре выяснилось, что германские империалисты решили навязать Советской России грабительный и унизительный мир.
Против твердой ленинской установки на заключение мира выступила группа «левых коммунистов» — Н. И. Бухарин, К. Б. Радек, Г. Л. Пятаков и другие. Сравнительно легкая победа над внутренней буржуазией породила у них иллюзию возможности быстрого решения всех внешнеполитических и внутренних проблем. «Левые коммунисты» призывали немедленно «делать» революцию в других странах, выступали за «революционную войну» и даже договорились до сумасбродной идеи — о целесообразности утраты Советской власти, якобы в интересах международной революции.