Галкарис не закрывала глаз, когда кругом шла резня; напротив, она приказывала себе смотреть. Слезы подчас мешали ей, но она сердито смахивала их с лица. Она должна запомнить все, что произошло! Ей казалось, будто она не участник события, а сторонний наблюдатель, и страшные картины, разворачивающиеся сейчас перед нею, – нечто вроде театрального представления. Будоражит, пугает, но никак не задевает.
И вдруг, в одно мгновение, все переменилось. Из зрителя Галкарис превратилась в жертву.
Какой-то человек, совершенно незнакомый, с потным черным лицом, с мокрыми морщинами вокруг глаз и рта, с гнилыми зубами, оскаленными в усмешке, – все эти детали накрепко запечатлелись в памяти девушки, – наклонился над нею и схватил.
Она вскрикнула, пытаясь отбиваться, но он несколько раз ударил ее по лицу, и девушка обмякла, обвисла в железной хватке разбойника. Негодяй поднял ее на коня и устроил позади себя, а затем, ударив пятками скакуна, громко заверещал и кинулся в атаку.
Перед глазами пленницы замелькали картины безжалостного избиения. Люди падали один за другим. Один раз похититель Галкарис, не рассчитав в горячке боя (а может быть, и просто от прирожденной жестокости), зарубил женщину. Это была та самая наложница, которая играла на маленькой арфе в спальне Муртана, когда туда привели Галкарис. Женщина даже не вскрикнула, когда сабля опустилась ей на голову и буквально снесла половину ее лица.
Разбойник не стал останавливаться для грабежа. Казалось, он заполучил то, ради чего и ввязался в это нападение.
Вместе с избитой, перепуганной девушкой он умчался прочь, и скоро Галкарис очутилась в небольшой роще. Там разбойник спешился и снял с коня свою добычу. Он действовал не торопясь, уверенно. Галкарис показалось, что он не в первый раз занимается подобным делом.
Сперва он швырнул свою пленницу на землю и, вбив в почву четыре колышка возле ее рук и ног, накрепко привязал ее ремешками. Тонкие сыромятные ремни впились в кожу. Малейшее движение причиняло боль, поэтому Галкарис после нескольких тайных попыток освободиться лежала очень тихо.
Казалось, разбойник прекрасно знал все, что с ней происходит. Конечно, сперва она попробует выдернуть колышки, а затем – порвать ремни. Что ж. каждый такой поступок будет жестоко наказан.
А он тем временем займется ужином.
Разбойник снял со своего коня седло и узду и пустил животное пастись, а сам развел огонь и вытащил из седельных сумок флягу с водой и половину лепешки.
Галкарис следила за ним голодными глазами. Впрочем, она страдала сейчас не столько от голода, сколько от жажды. Разбойник, разумеется, знал и об этом.
Он спокойно ел и пил на глазах у своей пленницы. Покончив с трапезой, он повернулся наконец к ней.
– Что ж, дорогая, ты, как я вижу, проголодалась. Я понимаю твое нетерпение. Но вот я, твой новый господин, утолил свои главнейшие желания. Ты осталась мне на закуску. Будь со мной ласкова, и получишь питье. А если ты мне понравишься, то, пожалуй, я угощу тебя лепешкой. Тем, что от нее осталось.
Он спустил штаны и навалился на пленницу. Она едва не задохнулась. Eгo прикосновения были отвратительны и грубы, но хуже всего оказались его поцелуи: слюнявые губы разбойника жевали щеки и рот девушки, от них пахло гнилью, как будто ее пытался целовать труп. Она закатила глаза и потеряла сознание.
Когда Галкарис пришла в себя, все уже было кончено. Разбойник сидел на земле, не удосужившись одеться как следует, и пил из фляги. Как ни мучилась Галкарис от жажды, сама мысль о том, чтобы пить из той же посуды, что и ее отвратительный мучитель, была невыносима. Она отвернулась.
Он не развязал ее. Галкарис поняла, что он собирается ночевать в этой же роще. А пленнице придется спать на земле, так, как привязал ее похититель, – с раскинутыми руками и ногами.
Она закрыла глаза. Если ночью кому-нибудь придет фантазия перерезать ей горло, она не сможет даже крикнуть.
Галкарис провалилась в крепкий сон. Испытания минувшего дня совершенно измучили ее, и она чувствовала себя обессиленной.
Среди ночи, однако, сон ее прервался. Она открыла глаза, боясь лишний раз пошевелиться, и увидела чей-то силуэт на фоне звездного неба. Огромный мужчина бесшумно двигался по роще. Несколько раз он останавливался и как будто оглядывался. Галкарис слыхала о том, что существуют люди, способные видеть в темноте, но сама она прежде никогда таких людей не видела. Очевидно, незнакомец – из числа этих немногих. А может быть, он не человек, а какой-нибудь дух. Близость Стигии делала появление подобного демона – или бездомного божества – вполне возможным. Если верить россказням, Стигия просто кишит чудовищами.
От ужаса у Галкарис пресеклось дыхание. Но человек – если только это был человек – уже услышал ее. А может быть, и увидел.
Он еле слышно прошептал:
– Лежи смирно.
Как будто она имела возможность лежать как-то иначе! Она еле слышно выдохнула и снова затаила дыхание.
Человек осторожно пересек поляну и остановился над спящим разбойником. Затем наклонился на миг, как будто хотел проверить, глубок ли его сон, и снова выпрямился.
– Ну вот, – неожиданно в полный голос заговорил незнакомец, – а теперь, пожалуй, можно тебя освободить.
Галкарис вздрогнула, и ремешки тотчас впились в ее запястья. Она не удержалась и простонала сквозь зубы.
Незнакомец ловко перерезал путы и предупредил:
– Не вставай сразу, не то будет больно.
Он взял ее руки в свои и начал растирать.
– Как тебя зовут?
– Галкарис.
– Мое имя Конан, представился чужак. – Кажется, я видел твоего бывшего хозяина. Муртан – так его имя?
– Он жив? – спросила девушка.
– Когда я уходил от него, он был живехонек, только немного поцарапан, – сообщил Конан. – Глядел на десяток лошадей и думал, как бы ему не помереть с голоду.
– Ты оставил его?
– Разумеется. Но вместе с ним я оставил пару дельных советов.
– Как тебе показалось, – тихо спросила Галкарис, – он сумеет воспользоваться твоими дельными советами?
– Вряд ли это должно меня беспокоить, – отозвался Конан. – Он не уберег ни одну из своих женщин. Если бы я не забрел в эту рощу, тебя ожидала бы очень печальная участь.
– Она и так… достаточно печальна, – сказала Галкарис.
– Теперь уже нет. – Конан выпустил ее руки. – Легче? Попробуй пошевелить пальцами.
Девушка повиновалась.
– Руки слушаются, спасибо тебе.
– Теперь растирай себе ноги, а я поищу съестное.
– Я не стану доедать за ним, – с содроганием произнесла Галкарис.
– Почему? – в тоне киммерийца прозвучало искреннее удивление.
– Потому что он… слюнявый.
Конан расхохотался. Его здоровый веселый смех спугнул какую-то ночную птицу, и та с недовольным пронзительным криком улетела. У Галкарис отлегло от души. Ей показалось, что киммериец спас ее не в тот миг, когда зарезал спящего бандита, а именно сейчас, когда рассмеялся – так беспечно и радостно, как будто на земле никогда не происходило ничего печального или грязного.
– Я найду такую еду, к которой он еще не прикасался, – обещал наконец Конан. – Тут поблизости есть родник. Когда сможешь встать на ноги, я отведу тебя к воде. Умоешься и напьешься.
Чуть позднее киммериец спросил:
– Ты влюблена в этого Муртана?
Галкарис задумалась. Вопрос показался ей серьезным. Наконец она сказала:
– Он мой хозяин.
– Это не ответ! – запротестовал Конан. – Я интересовался другим: хочешь ли ты, чтобы он стал твоим мужчиной.
– А ты… можешь это устроить? – нерешительно спросила она.
– Разумеется, – бросил Конан небрежно. – Я ведь только тем и занимаюсь. Подбираю любовников для девчонок, которых украли и изнасиловали слюнявые разбойники. Что-то вроде странствующей свахи. У нас есть даже своя богиня, и храм, и мы приносим ей в жертву неудавшихся женихов…
– Все гораздо серьезнее, – произнесла девушка. Разговоры о богинях и храмах вернули ее мысли к цели путешествия, предпринятого Муртаном. – Мой хозяин – хороший человек. Он изнежен и немного капризен, но это понятно, ведь он ужасно богат и живет в собственном дворце. Зато он очень добр и щедр. И еще он любит читать. Он даже рассказывал мне об одной стигийской богине…