- Да вот, Ваша светлость, на лавочке сидит, – ответила служанка, убирая выбившиеся волосы под чепчик и указывая на меня.
- О, рыжий котище, да какой здоровенный! – обрадовался парень, и все его манеры как ветром сдуло.
- Не совсем, – поправила его служанка.
Юноша недоумённо посмотрел на меня, а потом на женщину, та спокойно пояснила:
- Это не кот, это – кошечка, зовут Таиса. Хозяин очень любил её, да и я привязалась, так что не обижайте её, ладно? – добавила она, смахивая непрошеную слезу уголком фартука.
- Что вы, я люблю животных, а с этой рыжей мы точно подружимся, мне кажется, она такая же хитрая, как я.
Такое заявление мне пришлось по душе. Спрыгнув с лавки, я подошла к новому хозяину и доверчиво посмотрела ему в глаза.
- Смотри, будто понимает! А глазищи-то какие! – удивился парень.
- Да, Таиса у нас очень сообразительная кошечка, – согласилась служанка.
- Ого, а какая тяжёлая! – Ник, как решила я его называть про себя, взял меня на руки, затем попрощался со служанкой и направился к карете.
- Да, чуть не забыла, она ест только человеческую пищу, – спохватилась служанка, бросившись вслед.
Ник согласно кивнул головой, открыл дверцу и залез внутрь. Помахав на прощанье рукой из окошка кареты, он приказал кучеру трогаться. Я очередной раз начинала другую жизнь.
4
Дом Николаса сильно отличался от тех, что доводилось мне видеть до настоящего времени. Это был большой особняк, с огромным двором, украшенным мраморными статуями, со множеством разбросанных по всему периметру беседок, поросших плющом, и с большой собачьей конурой возле ажурных ворот. В самом доме было бесчисленное количество комнат, с высокими лестницами, застеленными тяжёлыми дорогими коврами, с изящной мягкой мебелью в просторных комнатах. Стены украшали большие картины с летними пейзажами.
«Да, на изучение этого дома уйдёт не один день», – подумала я, оглядывая всё это великолепие.
- Ну, как, Ташка, нравится? – поинтересовался Ник, поглаживая меня за ухом.
«Как он меня назвал? Ташка?!! Да этого я даже соседским мальчишкам не позволяла!» – озлобленно подумала я, выпустив когти, но тут же заставила себя успокоиться. Ведь теперь я не та девочка-подросток, всегда готовая проучить обидчика. «Тихо, Таиска, ты – взрослая кошка. А кошки на клички не обижаются», – уняла себя я, но позже всё-таки решила проучить негодного мальчишку.
Ник отнёс меня к себе в комнату, которая располагалась на первом этаже недалеко от входа. Сначала я не поняла, почему это Николас решил выбрать себе такую неудобную комнату, но когда я узнала его получше, то догадалась о причине. Из этой комнаты было очень просто удрать из дому: или через дверь, или через окно. А этим Ник грешил очень часто, спасаясь как от домашних обязанностей, в виде обучения разным наукам, так и от воспитательных бесед с родителями.
Оставив меня одну, Николас даже не мог предположить, что я способна выкинуть. А я методично, одну за другой, разорвала когтями все кружевные рубашки, лежавшие в кресле. Делать это было не очень удобно, потому как когти то и дело зацеплялись за мягкую ткань. Но моя маленькая месть того стоила. Как же причитал Николас, когда увидел, во что превратились его вещи. В его защиту можно сказать, что хоть он и много кричал, но на демонстрацию силы перед кошкой не решился, а потому ограничился только устным чтением мне нотаций и просьбой больше так не поступать. Я спокойно выслушала всё, а затем запрыгнула на колени Ника и потёрлась о его руку. Этим наши военные действия завершились.
Как ни странно, с Ником мы подружились. Он всегда стремился накормить меня всяческими вкусностями, причём, к таковым относились различного рода сладости, которые заурядным кошкам есть не полагалось. Сначала он делал это ради смеха, думая подшутить надо мной, подсовывая шоколад и прочие лакомства. Но вскоре понял, что мои пристрастия в еде очень отличаются от обычных. Кроме того, он позволял мне спать на своей постели, расположившись рядом и прижимая к себе, как мягкую игрушку. Мне это очень нравилось. Рядом с ним было тепло и удобно, к тому же, он всегда засыпал сразу и ночью не ворочался, поэтому быть раздавленной мне не грозило. Ну и перед сном меня чесали и гладили, что тоже было очень приятно.
Я часто выбиралась с Ником на природу: он брал с собой лук и стрелы и воображал мастеровитым охотником, стреляя в щебечущих на ветвях птиц. Правда, попасть удавалось не всегда. А я сопровождала своего хозяина, попутно ловя мышей и принося добычу к ногам Ника, как верная собака. Ник долго и самозабвенно играл со мной, привязывая на верёвку какие-то обрывки лент, а я, как дурная, носилась за этими тряпочками. Всё-таки кошачьи инстинкты, заложенные в этом теле, заставляли порой забывать, что внутри заключено человеческое сознание. Иногда мы устраивались под деревом, слушали птичьи трели или просто дремали.
Мой хозяин занимался с учителями, теперь эти занятия стали носить более серьёзный характер, кроме общеразвивающих наук, парень изучал мастерство рукопашного боя и оттачивал своё владение различными видами оружия. Я же общалась с ним исключительно по вечерам, хотя назвать это общением в прямом смысле сложно. Я-то его понимала, только вот он об этом ничего не знал.
Ник был занят своими делами, а мне оставалось развлекать себя самой. Частенько я пробиралась на кухню, где получала от сердобольных стряпух кусочек какого-нибудь лакомства. И если сначала этим «лакомством» было сырое мясо, то впоследствии на роль вкуснятины претендовали различные засахаренные фрукты и выпечка. Кухарки очень быстро освоились с моими кулинарными пристрастиями.
Мне позволялось разгуливать по всему дому без ограничений, если не считать таковыми закрытые в какую-нибудь комнату двери. Также я могла в любой момент попасть на улицу через специально для меня сделанное отверстие в двери. Родители Ника, герцог Карен Элендвилль и его супруга Ревена, относились ко мне с определённой вежливостью, но никогда не играли со мной и не брали на руки, считая такое поведение недостойным для таких высокопоставленных лиц. А что они причисляют себя именно к таким особам, видно было с первого взгляда: и дорогая одежда, и манера разговаривать, и гордая осанка подтверждали это.
Иногда приезжал Дарес. Жизнь во дворце сделала его более значительным и важным. Морщины разгладились, да и вообще лицо казалось пышущим здоровьем. И только затаённая глубоко в глазах грусть выдавала его душевную печаль. Он выспрашивал у Ника про мою жизнь, брал меня на руки и гладил. По его лицу было видно, что он до сих пор переживает за тот неудавшийся, по его мнению, эксперимент.
Ник радовался встречам с магистром, но ещё большую радость испытывали при виде Дареса родители Николаса. Ещё бы! Работа во дворце – это предел мечтаний многих дворянских семей. Магистра всячески обхаживали, не забывая делать тонкие намёки на возможность содействия в устройстве во дворец сыночка, когда он достигнет положенного возраста. Также родители интересовались и дворцовыми новостями, самыми родовитыми семьями, в которых были дочери, подходящие Нику по возрасту, модой, развлечениями, принятыми в высшем свете. Сами они выезжали редко, отдавая предпочтения общению в кругу семьи и нехитрым развлечениям вроде чтения или игры в карты.
Я жила в этой семье, и казалось, что других изменений уже не будет. Но жизнь постоянно вносит свои коррективы в наши планы и размышления.
В доме всё чаще появлялись гости с дочками на выданье. Николас пока никак не реагировал на желание родителей устроить его семейную жизнь, но определённую тягу к противоположному полу испытывал. Только предметом его юношеских мечтаний становились девушки не из знатных и богатых семей, а встреченные на пьяных пирушках в разного рода тавернах и кабаках. Я прекрасно была осведомлена о проделках молодого повесы, а вот родители, похоже, даже и не догадывались о ночных подвигах своего драгоценного отпрыска. Не знаю почему, но часто Ник со мной делился рассказом о своих похождениях, принимая за благодарного и бессловесного слушателя, не высказывающего ровно никакого неудовольствия по поводу совершаемых поступков.