Она чувствовала себя роковой женщиной.
- Вот и осуществи свою, - пробулькал прибор горлом чернильницы. - Вот и вообрази, что хочешь. Продемонстрируй. Возгорись, как мечтаешь. Ну. Ну?
- Что-что?
- Баловство…
- А что! - воскликнула лампа и тихо затлела спиралью. - И попробую! И покажу вам всем! Невежды…
И вспыхнула. Да так ярко, что тотчас со звоном лопнула, пустив голубую струйку дыма в потолок.
- Ха-ха-ха! - засмеялся прибор всем своим многоголосьем. Вот обрадовался, так обрадовался. Саму лампу превзошел. Клокотала чернильница, позвякивая бронзой, тоненько, в тон зудело перо, а откуда-то из глубины мраморного естества выкатывались тяжелые шары басов.
- Ха-ха! - вторила корзина. За компанию.
Блуждающая зеленая муха, мучимая бессонницей и сжигаемая вечным огнем любопытства опасно сблизилась с клокочущей чернильной бездной, была поражена крупными брызгами и свалилась прямо в колышущуюся золотистую муть.
Прибор осип на один голос и, как следствие, умолк .
- Хи-хи-хи! - пуще прежнего не печалилась корзина.
Но вернулась женщина.
Возникла на пороге снежным облаком, веткой акации в цвету.
Освидетельствовала стул на прочность.
- Все фантазии - от пустоты и одиночества, - подумала она вслух, убедившись в незыблемости бастиона. Села. Прямехонько на его каменную голову.
Придвинула чистый лист бумаги. Медля, погладила зеленое сукно ладонью. Набравшись решимости, взяла ручку и вонзила перо в чернильницу.
- Мерзость!
Муха, наколотая на перо, сучила лапками. Жирные капли падали на серость мрамора, на зелень сукна, на девственность бумаги.
- Гадость! Гадость!
Ручка отлетела в угол. Впилась в пол своим единственным ненасытным зубом.
- Что-что? - упустив самое интересное, спросил стол.
- Хи-хи! - залилась корзина.
Скомканный лист бумаги обрушился в ее широкую глотку, ошеломив и заткнув.
Женщина оттолкнулась от стола. Бастион, опрокинувшись, пал. Дал трещину.
- Пропади все пропадом! Что за день? Что за день!!! Идиотские письма, идиотские стулья, идиотские мухи… А это еще откуда? Вот, правильно, кошачья шерсть. Все к одному. Главное - откуда? Поди, вычисти теперь юбку. И этот…и он надеется еще на ответ? Нет уж, дудки! С меня хватит! Больше даже не пошевелюсь для него. Пусть сам напряжет фантазию. Если она у него имеется и если он чего-то хочет. Говорить-то все горазды…
Дверь хлопком отсекла окончание фразы.
- Что-что? - крикнул вдогонку стол.
Тщетно.
Не было ему ответа.
День за окном истончался, стирался сумерками с полотна реальности, неотвратимо задвигался в чулан прошлого.
Сквозь призрачный свет проступили и затвердели очертания вечера.
День отходил, никчемный, никому не принесший ни радости чистой, ни возносящего удовлетворения, исполненный лишь впечатлений для смутных ночных воспоминаний. В них, зыбко-туманных, погибает реальность и возникают образы, полные печали.
И все же чаще ночные образы не подвластны настроению и, следовательно, самому времени тоже.
Конец