Здесь Джехану всегда принимали холодно.
Отношения с Гейзенбергом вскоре расстроились. Джехана отправилась к Эрвину Шрёдингеру в Цюрих. Сперва идеи Шрёдингера ее смущали, казались противоречащими основным посылкам теории Гейзенберга. Со временем Гейзенберг отверг простую картину строения атома – отказался от всех моделей.
Шрёдингер был старше и консервативнее геттингенцев. Он пытался объяснить квантовые явления, не прибегая к новой математике и непостижимым аналогиям. Электрон в представлении Шрёдингера описывался волновой функцией, отличной, однако, от волны де Бройля.
Волновая механика физического мира была хорошо исследована и не допускала двусмысленных трактовок. Но стоило Шрёдингеру рассчитать возмущение электронной волны от смены энергетического уровня, как теория расходилась с экспериментом.
Что же я не учитываю? – думал он вслух.
Джехана покачала головой.
- Там, откуда я родом, говорят, что не стоит выливать воду из бочонка, прельстившись миражом.
Шрёдингер потер слезившиеся глаза, скользнул взглядом по толстой стопке бумаг.
- А откуда мне знать, пригодна ли моя вода для питья или взята из канализации?
Джехана не ответила. Шрёдингер досадливо швырнул стопку на стол.
Через несколько месяцев в печати появились статьи, в которых было показано, как при учете релятивистских эффектов расчеты Шрёдингера демонстрируют превосходное согласие с экспериментальными данными.
Шрёдингер был восхищен.
- Я знал, я чувствовал сердцем, что квантовая физика способна описать реальный мир, а не обитель призраков, управляемую призрачными же силами.
– Все это кажется мне нереальным, – сказала Джехана. – Если вы считаете электрон волной, значит, это призрак. Он как океан. Вода создает волну. В случае звука – воздух служит материальным переносчиком волны. Что стоит за волнами в ваших уравнениях?
– Борн говорит, что это волна вероятности. Я и сам до конца не понимаю своих расчетов, – признал он. – Однако они слишком многое объясняют, чтобы оказаться неверными.
– Герр доктор, – нахмурилась Джехана, – а не может ли быть так, что мираж не в пустыне, а в вашем бочонке?
Шрёдингер рассмеялся.
– Может быть, и так. Но я скорее отброшу эти аналогии, чем свою математику.
Предвечерняя жара, безоблачно; арабам погода не доставляла неудобств, а вот немногочисленные европейцы страшно изнывали. Круизный корабль зашел в маленький порт, откуда организовали туристическую поездку в крупный город милях в пятидесяти к югу. Через два часа после отправления путешественники пришли к выводу, что это решение ошибочно, однако отступать было уже некуда.
Среди туристов был Давид Гильберт, немецкий математик, преподававший в Геттингенском университете с 1895 года. Его сопровождали жена Катрина[8] и служанка Клэрхен. Сперва их восхищала непостижимая чуждость восточного города, звуки, запахи и достопримечательности, но вскоре новизна ощущений притупилась, и экзотика стала утомлять. Медленно проталкиваясь через базарные площади и без особого успеха укрываясь от солнца под навесами и зонтами, они только и мечтали о дуновении свежего ветерка. Арабы в длинных белых галабеях зычно зазывали покупателей, неустанно поглядывая на туристов. Трудно было предположить, что они говорят. Кое-кто тащил маленькие повозки, наполненные чашками и горшками с темной жидкостью – вода? чай? лимонад? Какая, впрочем, разница? Холера везде. Едва ли не каждый бродяга переносит тиф.
Чуть живая, жена Гильберта махала веером. Она близка была к обмороку, и Гильберт растерянно оглядывался кругом.
– Давид, – пробормотала Клэрхен, одна из немногих любовниц Гильберта, которых фрау Катрина терпела возле себя, – пожалуй, на сегодня достаточно.
– Знаю, – откликнулся он, – но я же ничего не...
– Вон какие-то дамы и господа. Думаю, они тут обедают. Оставьте там нас с Катриной и найдите какой-нибудь экипаж. Потом отвезите нас в порт, пожалуйста.
Гильберт колебался. Ему не хотелось оставлять двух фактически беззащитных женщин на бурлившей рыночной площади. Все же внезапная бледность жены убедила его, а увидев, как ее белки закатились, как она обессиленно осела на плечо Клэрхен, математик решился.
– Я помогу, – кивнул он. Они эскортировали фрау Гильберт в ресторанчик – тут было так же жарко, но, по крайней мере, крутились потолочные вентиляторы. Гильберт представил себя и своих спутниц хорошо одетому мужчине, сидевшему за лучшим столом в компании жены и четверых детей. Ему пришлось испробовать три иностранных языка, прежде чем его поняли. Он объяснил, что случилось, и его попросили не беспокоиться.