Утром в пятницу 28 ноября, то есть на следующий день после Дня Благодарения, Мэтью Хоуп отправился в тюрьму графства на свидание с Карлтоном Барнэби Маркхэмом. На Маркхэме были темно-синие брюки, голубая хлопчатобумажная рубашка, черные носки и черные ботинки. Этого симпатягу — голубоглазого, высокого и мускулистого блондина — трудно было узнать из-за казенной одежды и тюремной бледности, которую он успел приобрести всего за четыре дня, прошедших после его ареста.
Маркхэму было предъявлено обвинение по статье 782, пункт 4, уголовного кодекса штата Флорида, гласившей: «Незаконное лишение жизни человека, совершенное с заранее обдуманным намерением вызвать смерть пострадавшего… является преступлением первой степени и считается особо тяжким уголовным преступлением, подлежащим наказанию, предусмотренному статьей 775, пункт 4». По законам штата Флорида даже лица, обвиняемые в особо тяжких преступлениях, могут освобождаться под залог до суда. Прокурор штата может воспрепятствовать этому только в случае, если докажет, что собранных улик достаточно для предъявления обвинения. Суду дано право решать, предоставить право освобождения под залог или отказать.
Маркхэму в освобождении под залог было отказано.
По обвинительному заключению большого жюри [3]он «хладнокровно, расчетливо и обдуманно убил свою жену Пруденс Энн Маркхэм особо жестоким, отвратительным и циничным способом». Это позволяло прокурору штата потребовать для обвиняемого смертного приговора согласно статье 775, пункт 02.
— Вы убили ее? — спросил Мэтью.
— Нет, я ее не убивал, — ответил Маркхэм.
Для Мэтью, решившего специализироваться на уголовном праве, было принципиально важно никогда не браться за защиту тех, в чьей виновности он не сомневался. Начиная с июля — начала его новой карьеры (одной из многих) — у него было только два клиента (почти два). Первым была школьная учительница, арестованная за нарушение статьи 316.193 уголовного кодекса штата Флорида, квалифицирующей «управление транспортным средством в состоянии опьянения алкогольными напитками, химическими или иными веществами или с установленным наличием алкоголя в крови, в дальнейшем именуемого „управлением транспортным средством в состоянии опьянения“». Это являлось наказуемым в судебном порядке деянием и могло повлечь за собой штраф в размере 500 долларов и до шести месяцев тюрьмы на первый раз.
В Калузе было четверо судей, двое из которых выступили с предложением усовершенствовать систему наказания за такие правонарушения. Если на нарушителя заводилось дело, на его автомобиль должна наклеиваться нашлепка, гласившая:
«Управление в состоянии опьянения.
Ограничение водительских прав».
Такое ограничение означало, что водитель мог пользоваться машиной только для деловых поездок или бытовых нужд. Например, покупка продуктов питания или посещение врача. Мэтью безуспешно пытался возражать суду, но все же учительница была оштрафована на 250 долларов, а ее машину целых шесть месяцев украшала нашлепка.
Его вторым клиентом — «почти клиентом» — был человек, нарушивший статью 893.135 о транспортировке наркотиков. Это было преступлением первой степени, наказуемым тремя годами тюремного заключения и штрафом в 25 тысяч долларов. Он честно признался Мэтью, что у него в автофургоне действительно было пятьсот фунтов отличной мексиканской «травки». При этом он был уверен, что хороший адвокат по уголовным делам сможет его «отмазать». Мэтью не считал себя таковым и отказался от ведения дела, когда узнал, что клиент признает свою вину (тот, обозвав Мэтью «фуфлом», ушел из конторы обиженным в лучших чувствах, но это было уже после). Полтора клиента начиная с июля. Назад — к разделам имущества, ликвидации фирм, разводам, спорам о наследстве — до тех пор, пока Карлтон Барнэби Маркхэм не обратился к нему из тюрьмы графства.
— А почему тогда вас арестовали? — спросил Мэтью.
— Они арестовали меня потому, что больше им никто не попался под руку, — ответил Маркхэм.
Обиженно поджатые губы, неожиданный гневный блеск в глазах — словно он подозревает Мэтью в том, что тот расставляет ему ловушки, — говорит с легким южным акцентом, возможно, он родился здесь, во Флориде. Когда думаешь о Флориде, то непременно представляешь пляжи, морской прибой, яхты под безоблачным голубым небом, пальмы и апельсины — короче, курорт. Но курорт этот — лишь часть южной глубинки, где миллионы людей отнюдь не отдыхают, а живут, ни на минуту не забывая о том, что такое этот чертов Юг.
— Даже если предположить, что полиция ошиблась… — сказал Мэтью.
— Да, ошиблась.
— Даже если и так, прокурор никогда не обратится к большому жюри, не имея фактов, которых, по его мнению, достаточно для предания человека суду.
— Думаю, что он был уверен на все сто процентов.
— И большое жюри тоже, когда выносило свое решение, и судья, когда отказал в освобождении под залог. Мистер Маркхэм, почему все эти люди уверены, что вы убили свою жену?
— Почему бы вам не спросить об этом у них?
— Потому что вы просили меня защищать вас.
— Что от меня хотите услышать? Почему все выглядит так, будто это я ее убил?
— Если вам угодно?
— На чьей вы стороне, в конце концов?
— Ни на чьей. Пока.
— Все, что у них есть, так это косвенные улики, — сказал Маркхэм.
— Но это — то, что у них обычно имеется, если только кто-то не пойман на месте преступления или если нет свидетелей. Ведь вас не схватили на месте преступления?
— Конечно нет!
— И, я полагаю, свидетелей убийства нет.
— Кроме самого убийцы.
— Тогда почему вас арестовали? Почему обвиняют вас?
Маркхэм несколько минут молчал.
Затем заговорил:
— Главная причина — кровь.
— Какая кровь?
— На моей одежде.
— Так на вашей одежде была кровь?
— Да.
— Ее кровь? Кровь вашей жены?
— Так они мне сказали. Ее группа крови.
— На вас была одежда со следами крови вашей жены, когда вас арестовали?
— Нет, когда они пришли за мной, я спал. Я был в пижаме.
— Когда это было?
— Через четыре дня после убийства.
— К вам пришли с ордером на арест?
— Да.
— В какое время?
— Вскоре после одиннадцати вечера.
— И вы были в постели, в пижаме?
— Да.
— А потом?
— Я оделся, меня отвезли в полицию и допросили.
— Кто присутствовал при допросе?
— Детектив по фамилии Сиэрс, из управления шерифа, полицейский детектив Морис Блум и еще один — Артур Хэггерти из прокуратуры штата.
— Если они пригласили человека из прокуратуры, значит, были уверены, что попали в точку. Вам показывали эту одежду со следами крови?
— Да. Меня спросили, узнаю ли я ее.
— А вы узнали?
— Да, это была моя одежда. Пиджак, рубашка и брюки. И еще носки с ботинками.
— Все это принадлежало вам?
— Да.
— И там была кровь?
— Да. Засохшая кровь. И много грязи.
— Грязи?
— Земли.
— Они сказани вам, откуда у них эта одежда?
— Они откопали ее на моем заднем дворе. Ко мне пришли с ордером на обыск на следующий день после убийства. Начали копать и нашли одежду и нож.
— Нож? Что вы имеете в виду? Вы не говорили мне о…
— Нож для разделки мяса. Они сказали, что это тот нож, которым я убил Прю.
— Вы видели этот нож раньше?
— Да.
— Где?
— У себя на кухне.
— Это был ваш нож?
— Да, это был наш нож. С нашей кухни. Для разделки мяса. Он висел на кухне.
Мэтью уставился на него.
— Мистер Маркхэм, — сказал он, — вы понимаете, что все это весьма серьезные улики. Даже если у них нет ничего другого…
— Они знают, что одежда была украдена. И нож тоже, — сказал Маркхэм.
— Украдены?
— Кто-то проник в дом и украл их. Кроме того, украли еще много других вещей.
— Когда?
— За десять дней до убийства.
— Вы сообщили об ограблении?
— Да, сообщил.
— В полицию?
— Да, конечно, в полицию.
— Они провели расследование?