Наоя ничего не мог ему ответить, потому как задержал дыхание. Солнце ударило по глазам. На тело тяжело обрушились летняя жара и высокая влажность, так что он едва не начал хватать воздух ртом. Он стал весь покрываться потом. «Срочно закрыть дверь! – пульсировало в мозгу. – Срочно вернуться внутрь!»
Мальчик поспешно сунул кошку в руки Наои, развернулся и мигом убежал.
Наоя немедленно закрыл дверь. Прижался спиной к створке, тяжело дыша и прижимая к себе кошку, словно ища утешения.
Ч-черт! Завтра мальчишка явится опять. И он будет вынужден снова открыть дверь. Вот же хрень собачья! Это ж сколько всякой гадости он к себе напустит! Как он мог так облажаться?
Наоя отнес животное в гостиную и положил в наскоро сымпровизированную лежанку из грязного белья и книжек манги. Он бегло оглядел кошку, не представляя пока, что с нею делать.
– Голодная? – спросил он.
Может, заварить рамэн и попытаться ее этим покормить? Наоя пошел на кухню и поставил чайник.
Затем вернулся обратно и снова вгляделся в кошку. В ее глазах он явственно увидел страдание.
Что-что, а это Наое было очень хорошо знакомо…
Обратная дорога в район Синагава из-за плотного потока машин заняла прилично времени, так что отец был далеко не в лучшем расположении духа. Мать тоже злилась.
– Ты испортил рубашку, Кенсуке. И костюм твой – просто безобразие! Когда приедем домой, рубашку сразу снимай – и в стирку. – Тут она поглядела на отца: – А костюм придется завтра сдать в химчистку.
– М-м-м… – неопределенно отозвался отец, сосредоточенный на дороге.
– Прости, что я тебя спалила! – шепнула брату Киоко на заднем сиденье.
Кенсуке хотел было ответить ей нечто вроде «Ничего, все нормально», но просто физически не смог. Он отнял свою руку у Киоко, которая попыталась погладить ее ладонью.
Вместо ответа Кенсуке лишь мотнул головой и отвернулся к окну, глядя на город со своей низкой точки обзора. Ему были видны верхушки многоэтажных зданий, которые по мере приближения к центральной части Токио и вовсе сменялись небоскребами. Киоко они высадили возле железнодорожной станции, чтобы она могла вернуться к себе в Тибу, и поехали на машине дальше – теперь уже втроем. Высотки бизнес-центров мало-помалу сменились большими многоквартирными домами, расположенными в насыпном районе Токийской бухты.
Кенсуке с отцом и матерью жили в одном из этих зданий. Киоко, найдя себе работу, стала жить отдельно, а старший брат вместе с женой и детьми еще два года назад перебрался в Гунму. Кенсуке тяжело переживал отсутствие брата и сестры. Ему их сильно не хватало. Когда он был совсем маленьким, то любил следить, как те на пару играли в Street Fighter II. Особенно ему нравилось, когда выигрывала Киоко и они все вместе покатывались со смеху. Впрочем, брат с сестрой были намного старше, и Кенсуке всегда наблюдал за ними словно бы издалека. Самому ему так ни разу и не довелось поиграть. Он лишь молча наблюдал, как они упаковали свой Street Fighter и увезли. И теперь единственное, что ему оставалось делать, – так это глядеть в окно.
Из окон их квартиры открывался вид на бухту. По сравнению с пригородом на западе, откуда они переехали сюда, здесь была чуть ли не стерильная среда. По вечерам Кенсуке любил глядеть на простирающийся вдаль залив, в сумерках любовался огнями большого города. Фонари ярко подсвечивали береговую линию, а темные воды бухты и ночное небо были испещрены мерцающими огоньками самолетов, заходящих на посадку в аэропорт Ханэда.
Но в этот вечер единственным, о чем был в состоянии думать Кенсуке, была кошка. Он уже решил завтра втихаря уехать к тому человеку в зеленом, как горошек, спортивном костюме. Родителям он скажет, что отправится играть с друзьями. Они же не знают, что у него нет друзей…
На следующее утро Кенсуке выскользнул из квартиры и помчался к станции. Он сел на монорельсовый поезд на станции Остров Теннодзу и проехал одну остановку до Хамамацутё. Монорельс соединял аэропорт с городом, и Кенсуке заметил в вагоне нескольких иностранцев с огроменными носами – не меньше их дорожных сумок – и вдруг задался вопросом: «А придется ли им по вкусу японская еда?» Кенсуке надеялся, что им понравится. Еще он обратил внимание на красивую девушку – голубоглазую, со светлыми волосами. Она улыбнулась мальчику и продолжила читать какую-то книжку на японском. На ней был костюм с пиджаком, и выглядела она очень радостно.
На линии Яманото он очутился в самый час пик. И это было ужасно – ехать плотно притиснутым к другим пассажирам! Кенсуке ничего не мог увидеть, кроме черных костюмов. На станции Токио он наконец выбрался из вагона, пересел на другой поезд и проехал по ветке Тюо до Китидзёдзи. Пассажиров с ним в вагоне ехало уже немного, поскольку Кенсуке направлялся в сторону окраины; притом он заметил, что встречные поезда набиты битком. И все в дальнейшей поездке было бы хорошо, если бы на каком-то отрезке пути с ним рядом не оказался очень странный дядька, постоянно бормотавший себе под нос. От него так скверно пахло, что Кенсуке пришлось пройти в соседний вагон.