То ли от дозы виски, то ли от его неожиданных высказываний у меня в голове образовалась какая-то каша… В жизни не слышала от него никакой антисоветчины — такие как он были как раз… Как это у Аксенова — муженек притаскивал вышедший там роман… Они-то и есть советчина, но…
— Но как же он-то? Ведь ты говоришь, он слиняет, значит, не боится этой самой свободы? Значит…
— Да кто ж тебе сказал, что он хочет слинять? — по-ковбойски прищурившись, осведомился мой красавчик
(и правда, вылитый ковбой… Какого мужика оторвала себе, а, Рыжая!..)
и заговорщицки подмигнул мне. — Просто на него нажмут, когда надо, и… Подтолкнут — в нужную сторону. Нам — нужную, вот и все.
— Так это ты решил?.. — я открыла рот и… Забыла закрыть. — Но зачем?..
— За надом, Рыжик, за надом. А теперь слушай меня внимательно, а потом забудь, потому что здесь шутки кончились и наступает… Знаешь что, — он неожиданно сменил серьезный тон на веселый и небрежный, только… Какой-то слишком небрежный, — давай-ка съездим куда-нибудь, прошвырнемся, воздухом подышим, а?
— Давай, — пожала я плечами. — А куда? В кабак? Тогда мне надо накраситься и…
— Ну, какой в кабаке воздух, — поморщился он. — Я же говорю — прошвырнемся… Ну, хоть в зоопарк, что ли, а?
— Ладно… Как скажешь. Все равно мне надо умыться и… порядок себя привести — я же вся зареванная.
— Сколько тебе — минут пятнадцать хватит?
— Ага. Только не стой над душой, это серьезное дело…
— Это — святое, — почти серьезно кивнул он. — Валяй. И спускайся вниз, я пока тачку прогрею, что-то она глохла вчера пару раз.
Он накинул куртку, взял ключи, и через секунду парадная дверь за ним захлопнулась. Минут через десять она захлопнулась уже за мной, и я стала спускаться пешком по лестнице, вяло раздумывая над тем, что же такое серьезное он хочет мне сказать, что тащит вон из квартиры. В прежней компании в таких случаях запирались в ванной, включали воду и переходили на шепот, но… Чего ему опасаться, если те льющейся водой пытались отгородиться как раз от таких, как он?.. Конспираторы хреновы! Вольнодумцы, мать их…
А ведь он прав, шепнул где-то глубоко в мозгу незнакомый холодный голосок, им, и вправду, грош цена — со всеми их вольными думами и пламенными речами на кухне, под водочку… Без этой власти, без проклятого режима — они, и впрямь…
Быстро же он меня на свою сторону перетащил. Заставил взглянуть на все с какой-то другой стороны, как будто… Ну да, словно снаружи, а не… Не изнутри, не из той же… клетки.
5
— Они все равно будут издеваться, — говорила я уже в машине. — Захотят — пустят, не захотят — нет… Это невозможно, все время от них зависеть, все время дергаться. При любых связях, они все равно будут показывать, кто в доме хозяин, кто решает. Ты же сам это знаешь лучше меня, ты…
— Кто — они, Рыжик? — спросил он, резко обходя светлую «Волгу» и проскочив на желтый прямо перед носом у гаишника.
Гаишник дернулся, я обернулась и увидела через заднее стекло, как он, прищурившись на наши номера, опустил уже занесенную было руку с полосатым жезлом и… равнодушно отвернулся.
— Ну да, — пробормотала я, — конечно… Вы! Но Софья Власьевна лихо давит и чужих и своих, и никто этого не перешибет — ни ты, ни даже твой папочка.
— Софья, как ты выражаешься, Власьевна через несколько лет сдохнет, — будничным тоном, как будто сообщал мне прогноз погоды, сказал он.
Я вытаращилась на него и… Расхохоталась.
— Что смешного, Рыжик? — поинтересовался он. — Первый раз это слышишь?
— Нет, — сквозь смех ответила я, — в том-то и дело… Много лет слышала это у себя на кухне — от них. Но чтобы ты…