– Что, – спокойно произнес Том, и его светлые глаза сверкнули, – так проще для твоей непомерной самооценки думать, что тебя можно обойти только при помощи жульничества? Так вот, у меня для тебя новость: я не жульничал. Я просто лучше тебя. Смирись уже и живи дальше, – и тут же получил кулаком в глаз.
Это был неслабый удар, должен был признать Том. Из глаз аж искры посыпались, а мир тотчас вспыхнул белым пламенем.
Впоследствии Джейсон даже не мог объяснить, что случилось, но в тот момент у него в глазах будто что-то померкло. В следующую секунду он взревел, схватил Тома в охапку, а далее у него образовался словно провал в памяти. Очнулся Джейсон только спустя минут пять, обнаружив себя сидящим верхом на Томе и методично наносящим тому удары, в то время как тот, уже изрядно потрепанный, слабо пытался блокировать их, что не особенно помогало. Лицо у него было разбито, из носа вовсю текла кровь. В каком-то одурении Джейсон глянул на своего противника и вдруг ощутил чью-то руку, мертвой хваткой вцепившуюся в его плечо и ощутимо тянущую его назад.
– Хватит! Успокойся! – выкрикнул ему в ухо Лестер не своим голосом. – Джей, успокойся, говорю! Достаточно! Все! Все!
Только голос друга в какой-то степени привел его в чувство. Джейсон, немного удивленный, взглянул на свои руки: костяшки на правой руке были сбиты и перепачканы кровью.
Том, лежа на спине, молча утирал нос и отплевывался кровью. Он не проронил ни слова за все время их драки, ни разу не запросил пощады.
Никто из их товарищей также не произнес ни слова за всю драку, никто не подошел оттащить Джейсона. Все побоялись. Все, кроме Лестера. Или, может быть, просто не захотели, ведь именно так Том сам и поступал, когда другие дрались при нем. Смотрел, не вмешиваясь, или же уходил прочь. Так и поступили с ним. Никто из присутствующих не протянул ему руки, никто не помог ему даже подняться.
Неимоверным усилием воли Джейсон перестал колошматить Тома, хотя его и тянуло вмазать тому напоследок еще хотя бы разок, но Лестер на всякий случай продолжал держать его. Тяжело дыша, Джейсон поднялся, а затем, взглянув на поверженного Тома, резким движением сбросил с себя руку Лестера и зашагал прочь из комнаты.
Том продолжал лежать на полу. Лицо его немилосердно горело, глаз уже заплывал. Все ребята стали потихоньку расходиться. Кто-то молча, кто-то злорадно усмехаясь. Один Лестер чуть погодя подошел к нему, внимательно оглядел лицо Тома и протянул руку.
– Давай вставай. – Голос его был напряжен. – Кажется, тебе не помешает заглянуть в медпункт.
Том посмотрел на Лестера снизу вверх и подал руку. Тот помог ему подняться.
– Ты уж прости Джея, – проговорил Лестер чуть виновато. – Он… он просто немного не в себе после провала с этой его новой программой тренировок.
Том пожал плечами и тут же поморщился. Любое резкое движение причиняло боль. И вправду надо бы сходить и проверить, целы ли все кости. Черт бы побрал Джейсона.
– Он просто говнюк, вот и все.
Лестер слегка улыбнулся.
– Да, возможно, иногда. В состоянии добраться до медпункта самостоятельно?
Том снова неопределенно пожал плечами.
Лестер посмотрел на него, а затем, повернувшись, вышел из комнаты. Наверно, отправился на поиски своего психованного друга, решил Том, направляясь в ванную комнату. И ему почему-то стало немного горько.
***
Вот уже пару месяцев, как мальчиков стали вывозить в близлежащий провинциальный городок. Вывозили с сопровождением, однако ребята, привыкшие беспрекословно подчиняться приказам, не роптали. Сначала их вывезли на экскурсию в музей истории доядерной эпохи. Затем разрешили очень редкие увольнительные в сопровождении старших офицеров.
Для Тома словно открылся новый мир. Хотя он ничего не знал – ни прежде, ни сейчас – об этом мире, но все же это было удивительно и одновременно немного страшно. Они впервые видели других людей за пределами школы.
Том хорошо помнил первую поездку в город вместе с сокурсниками. В те дни над городом висел ужаснейший смог. Уровень загрязнения воздуха был невероятно высоким. Солнечные лучи едва пробивались сквозь плотные темно-серые тучи, из-за чего невозможно было разглядеть небо. Город был весь будто глубоко погружен в тоскливую серость дней.