Время было к вечеру. «Реветь» на всю улицу своего квартирохозяина я не решалась. А надеяться на случайных проезжих не приходилось. Хитрые важаихинцы ездили не по улицам, а все больше кругом деревни.
— К забору! — кричали мне женщины с твердой земли. — К забору ступай. Э–вон забор–та!
К какому забору? В середине площади одиноко стоял неогороженный деревянный двухэтажный дом, чайная или столовая, с темно–зеленой вывеской «Аппетит». Но сколько я ни оглядывалась, нигде не было и признака забора.
Забором оказался… немец Зобар Иоганнович Мейер, которого называли Забором Ивановичем».
Еще мне очень нравится повесть «Остров степи» [о заповеднике Аскания Нова]:
«С неба упала маленькая звездочка. Над самой землей, в больших кустах, она как будто раздвоилась: из нее родилось два крохотных огонька. Огоньки отделились от кустов и поплыли к темному спящему дому.
Вдруг они задрожали и заговорили обыкновенными человеческими голосами. Оказалось, что это никакие не звездочки, а самые простые папиросы в зубах двух человек.
Одна папироса прыгает очень высоко. Это кто-то худой, долговязый и басистый. Он медленно вытягивает из грязи ноги и шагает, как в семимильных сапогах.
Другой огонек на целый аршин ниже. Кто-то очень проворный, живой скачет через лужицы и стоит на одной ноге, выбирая, куда бы поставить другую».
Потрясающе!
А вот начало, пожалуй, самой известной звериной истории Ольги Перовской — о тигренке Ваське:
«Мы играли в саду за домом, когда вернулись охотники. С террасы закричали:
— Бегите скорей, посмотрите, кого привезли.
Мы побежали смотреть.
По двору, описывая круг перед крыльцом, проезжали одна за другой телеги. На них были шкуры зверей, рога диких козлов и кабаньи туши. Отец шагал у последней телеги, а на ней, на передке, сидел, сгорбившись и озираясь по сторонам… тигренок. Да-да, самый настоящий тигренок! Усталый, покрытый пылью, он ухватился когтями за край телеги и так протрясся по всему двору. А когда лошадь остановилась перед крыльцом, где стояло много людей, он испугался, попятился и растерянно оглянулся на отца.
— Ну вот, Васюк, и приехали! — сказал ему отец.
Он взял тигренка на руки и отнес его на террасу.
Тигренок был такой необычный, что мы тоже растерялись».
Дальше я читал, уже не отрываясь ни на что.
Гибель мужа и арест
А потом собрал все книги Ольги Васильевны, которые только смог найти. И вот, чем пополнил свою электронную библиотеку:
«Ребята и зверята», 1925
«Мои волчата», 1927
«Ишка и Милка», 1928
«Чубарый», 1929
«Бердягинский внучек», 1929
«Остров в степи» [совместно с Георгием Замчаловым], 1934
«Необыкновенные рассказы про обыкновенных животных», 1939
«Мармотка», 1939
«Васька», 1941
«Про поросят», 1941
«Золоте руно» [совместно с Георгием Замчаловым], 1957
«Джан — глаза героя», 1958
«Тигренок Васька», 1959
Георгий Замчалов, в соавторстве с которым были написаны две книги, был супругом Ольги Васильевны. Он был убит на фронте в самом начале войны с гитлеровцами.
А после его гибели в жизни писательницы началась, можно сказать, затяжная черная полоса: 15 марта 1943 года, когда она пребывала в Кисловодске, ее арестовали и влепили… десять лет лагерей. А ее книги запретили.
За что? Я так и не нашел ответа на этот простой вопрос.
Такая страна была — не дававшая ответов ни на какие вопросы. Страна, в которой многое вершилось тайно — зачастую, ночью.
И тайна эта сохраняется даже спустя десятилетия.
Происшествие с конвойными собаками
Только в большом интервью художника-иллюстратора детских книг Льва Токмакова я отыскал кое-что о послелагерной жизни Ольги Перовской, умершей, кстати, в 59 лет — 18 сентября 1961 года.
Привожу рассказ художника полностью:
«Как-то приехали мы с женой к Марии Павловне [Прилежаевой, детской писательнице, — авт.] в Переделкино, в писательский поселок. И Марья Павловна повезла нас на кладбище. Побывали мы у Корнея Иваныча [Чуковского, — авт.] с большим крестом на могиле.