— Вы из полиции? — спросила она, глядя на Сатурнина, мощное сложение которого навело ее на эту мысль.
— Я комиссар Дакс, мадам, а это бригадир Норман. Я не хотел посылать вам свою карточку. Будьте уверены, что мы сделаем все, чтобы не возбуждать никаких слухов.
Она наклонилась с легкой улыбкой. Ее безразличие бросалось в глаза. Сатурнин дал ей лет тридцать семь-тридцать восемь. Ее уши, такие маленькие и такие белые, казались анемичными. На длинных пальцах сверкали два крупных бриллианта в несколько старомодной оправе. Грациозная и женственная она безусловно нравилась мужчинам. И вместе с тем комиссар знал, что ее первый муж инженер Томсон, так же как и Видмер, был пожилого возраста. Эта женщина два раза выходила замуж за мужчин на двадцать лет старше ее. Может быть, отсюда и ее апатия, если только она не была причиной слабого здоровья. Во всяком случае, Сатурнин придавал большое значение этим замужествам.
— Месье Форестье звонил мне сегодня утром, и я ждала вас. Я сообщила ему все, что знала.
— Очень хорошо, мадам. Значит, месье Видмер не вернулся в прошлую пятницу?
— Именно так, месье. Он сказал Колла, нашему шоферу, что ему необходимо сделать кое-какие покупки, вышел из машины на площади Трините в пятницу, около четырех часов, и после этого Эжен больше не дал о себе знать.
Очень спокойная, она разгладила на коленях юбку и продолжила:
— В пятницу вечером в девять часов я подумала, что Эжен отправился в свой клуб. Так как Поль — это мой сын — был очень голоден, мы сели за стол, но на полчаса позднее обычного.
— А позднее вы не звонили в клуб, мадам? — спросил Сатурнин.
Фелисити Видмер слегка покраснела.
— Нет, я не звонила. Я позвонила в Паддок-клуб лишь на следующий день.
— В самом деле?
— Эти клубы с их служащими всегда бывают неприятны для женщин. Вы, мужчины, по-своему солидарны. — Она слегка улыбнулась. — Во всех случаях я убедилась, что трудно узнать, находится ли член Паддок-клуба там или нет. В субботу я отправила Колла, шофера, в клуб, и ему сказали, что муж не приходил туда в пятницу и что безусловно он там не ночевал.
— А вы думали, что он может заночевать в клубе, мадам?
Она покраснела.
— Эжен нередко отсутствовал дома во время уик-энда, на английский манер. Вот я и подумала, что он мог остаться там ночевать, чтобы на следующий день пораньше уехать вместе с кем-нибудь из членов клуба, с которыми собирался встретиться в пятницу вечером, и который по каким-либо причинам задержался. Видите ли, месье, когда возникают непредвиденные случаи, начинаешь придумывать себе разные объяснения.
Теперь руки Фелисити Видмер, которыми она разглаживала юбку, заметно дрожали. Она опустила глаза, избегая встречаться со взглядом комиссара.
— Положительно не вижу причин для беспокойства. Я сказала об этом месье Форестье. Понимаю, что ему затруднительно одному вести дела, но вероятно Эжен не задумывался о том, что поставил его в затруднительное положение. Мой муж уже давно говорит, что хочет отойти от дел и понемногу осуществляет это. В конце концов, ему больше пятидесяти и он очень много поработал за свою жизнь… Я уверена, что мы вскоре узнаем, что Эжен просто решил устроить себе отпуск. Возможно, он решил это в последний момент. Уик-энд более продолжительный, чем предыдущий. Ведь сейчас стоит такая прекрасная погода и так необычайно тепло, не правда ли? Эжен мог сесть в поезд, идущий на Лазурный Берег, и мне кажется, что мы скоро получим от него весточку… И все очень просто объяснится. Я вспоминаю, как однажды, остановившись в отеле, я дала денег на телеграмму одному служащему, а он оказался жуликом. Он не послал телеграмму моему первому мужу, и тот не знал, где я остановилась. Такие вещи случаются. Вы тоже, вероятно, не раз оказывались в подобных ситуациях, месье комиссар?
— Мадам… — начал Сатурнин и остановился.
Дверь с шумом распахнулась, и в комнату вошел юноша. Несмотря на черные волосы и оливковый цвет кожи, он сильно походил на мать. Волнистые волосы были слишком длинными, а черные большие, немного выпуклые, наводящие на мысль о базедовой болезни глаза — подозрительными, неприятными, но умными. На нем были спортивная рубашка, галстук, светло-серые брюки и белые туфли на каучуковой подошве.
Не сказав ни слова, он подбежал к матери и сел возле нее словно ребенок, обхватив ее за талию. Утомленный вид мадам тотчас же исчез.
— Это — Поль, господа, — с гордостью проговорила она. — А ты завтракал, мой дорогой?