Но ни Полина, ни Настя не хотели участия дяди Саши. Полинка, потому что просто не хотела ждать. А Настя, потому что боялась, что взрослые над ними будут смеяться.
– Гостей у вас сейчас нету, вот ты и будешь у своих вместо гостя, – распорядилась Полина. – Вечером пойдешь спать на второй этаж, а потом потихоньку выскользнешь из дома, чтобы никто не услышал.
– Ага! Как же! Услышат обязательно. У нас такая дверь скрипучая.
– Петли смажь, – посоветовала Полина. – У Настиного дедушки немного машинного масла есть, я тебе принесу. Я видела, как он петли нам на двери смазывал. Она у нас тоже скрипела, он смазал – и порядок. Не скрипит. Ну что? Согласна?
Шура молча кивнула и отправилась договариваться с мамой. В душе она надеялась, что мама велит ей не молоть чепухи, скажет, что никуда на чердак Шура спать не пойдет, а будет спать, как обычно, в своей комнатке, рядом с родительской. И таким образом все само собой решится. Потому что, сказать честно, идти ночью следить за мишкой, с которым все-таки было не все до конца понятно, Шуре было страшновато. Конечно, она была почти уверена, что всю эту историю придумала Полина, и она же ее раздувает и рекламирует, потому что Полина известная фантазерка и выдумщица. Но все-таки оставался крохотный процентик, что мишка этот и впрямь не совсем мишка и что-то с ним совсем нечисто.
Но к удивлению и даже где-то разочарованию Шуры, ее мама отреагировала на просьбу дочери совсем не так, как ожидала Шура.
– На чердак? Ночевать? Да пожалуйста. Постельное белье я тебе дам.
Наверное, мама так ответила, потому что была занята разговором с тетей Ирой, бабушкой Насти. Они говорили о чем-то крайне увлекательном для обеих, поэтому мама так и отреагировала. И Шуре стало любопытно, о чем же идет разговор. Уходя, она немного притормозила в дверях.
И услышала, как тетя Ира сказала:
– Так его и не нашли до сих пор. Куда пропал, никто не знает.
После этого Шура уже просто не могла уйти, осталась и услышала продолжение:
– А какой хороший мальчик был. В седьмой класс осенью должен был идти. Мать теперь сама не своя от горя. Сгинул сыночек!
– Еще же ничего не известно.
– Да уж как не известно! – с жаром воскликнула тетя Ира и даже руками от возмущения взмахнула.
Мол, как это не известно, если ей давно все хорошо известно.
– Он же никогда так надолго никуда не пропадал. Говорю тебе, Эля, хороший мальчик. Если уходил куда, обязательно матери говорил, что, куда, с кем идет. У Риты сердце больное, сын знал, что матери волноваться нельзя, щадил ее. Хороший мальчик. И ласковый. Бывало, подсядет ко мне под бочок, что вам, тетя Ирочка, сделать хорошего? Дров натаскать или огород полить? И это в то время, как все другие мальчишки только и думают, как бы малины нарвать или ту же смородину стырить. Да и современные девочки недалеко от них ушли. Иду на прошлой неделе, Нелька с соседней улицы на мопеде несется. Так мимо меня пронеслась, что всю прическу мне растрепала. И куда родители только смотрят? Это ведь не дело, чтобы ребенок так по улицам носился. Так она еще и на карьер ездит на нем, я это знаю. А на карьер я бы детей вообще не пускала купаться. Устроили там эту «тарзанку», а там от берега сразу дна нету. Один раз шагнешь – и с головой. Это же карьер, его искусственно выкопали. Будь она неладна эта «тарзанка», одна нервотрепка.
– Так ведь это же Нелька с друзьями ее и устроила.
– О чем я тебе и говорю! Сорвиголова, а не девчонка. Сегодня в очереди за молоком стояла, слышала, как баба Вера рассказывала. Знаешь бабу Веру? В желтом доме живет, у дороги. Высокая такая, всех поучить любит.
Шура тоже знала эту в высшей степени неприятную старуху, которая всегда и всем была недовольна, все у нее шло не так и наперекосяк, но почему-то винила во всем этом она не саму себя, а окружающих ее людей.
– Вышла баба Вера сегодня ночью из дома по естественной надобности и чуть инфаркт не схлопотала. Торчит, понимаешь ли, прямо над кустами у туалета чудовищная морда. Светится в темноте. И стонет. Баба Вера так и села. Ноги у нее подкосились, дыхание перехватило. Того и гляди, помрет. Да и то сказать, много ли старухе надо? Ей годочков уже, считай, за восемьдесят. Далеко ли до греха?
– Так и что случилось?
– А то, что Нелька подговорила других ребят, стащили они где-то тыкву, рожу в ней страшную вырезали, фонарик внутрь вставили и прикрепили над забором у бабки Веры. Та вышла, видит, в воздухе жуткая оскаленная морда парит. А ребята еще и стонать принялись, чтобы еще жутче сделать.
– И впрямь жуть, – согласилась мама Шуры. – Я бы и сама испугалась.