Делегаты Съезда сгрудились вокруг Тюленя и стали рассматривать место на его голове, куда указал Морской Карась. Тюлень, польщенный всеобщим вниманием, изрек с важностью:
— Без обтюкателя в нашем деле никак невозможно.
— Так какого же морского дьявола вы позволили Человеку скопировать его конструкцию?! — это гневное обвинение бросил в лицо Тюленю Удильщик. Рак тут же предложил лишить делегата от отряда ластоногих мандата, а Мартышка — провести кампанию борьбы за повышение бдительности под лозунгом: «Тюлень — находка для шпиона». Обе инициативы были с энтузиазмом поддержаны почти всеми. Так ничего и не поняв, бедняга понуро поплыл к протоке, соединяющей озеро с морем, сопровождаемый упреками, обвинениями во всех смертных грехах и даже проклятиями…
От прежней инертности делегатов не осталось и следа, и Кашалот счел момент подходящим для следующего шага в осуществлении своих далеко идущих планов.
— Итак, — возвестил он, как бы подводя итог первому акту трагедии, — теперь вы знаете, когда и при каких обстоятельствах люди впервые воспользовались нашей конструкцией не в результате случайных наблюдений, как раньше, а преднамеренно, с заранее поставленной целью. Настоящая же, грозная опасность нависла над нами в тот момент, когда Человек стал обдуманно, методически и в больших масштабах сравнивать живые организмы со своими приборами и машинами. Сравнение оказалось отнюдь не в пользу приборов и машин… — Тут голос Кашалота приобрел настолько зловещую интонацию, что у слушателей по коже поползли мурашки:
— И вот, убедившись в своем отставании, Человек создал Бионику!
— А что это такое? — тотчас откликнулся Удильщик. — Понимаете, у нас, в глубинке…
— Вы меня доконаете со своей глубинкой! — взревел Кашалот. — Причем тут глубинка, когда и на поверхности об этой науке пока мало кому известно… Я бы даже сказал, что это, строго говоря, не наука, а направление мыслей, причем с явно криминальным оттенком, ибо задача Бионики — раскрыть все, абсолютно все наши технические секреты и похитить их!
Вздох ужаса пронесся над поляной, а Кашалот продолжал нагнетать еще больший ужас:
— Девиз Бионики: «Живые организмы — ключ к новой технике». Это мы-то с вами — ключ!
— Действительно, разве я похожа на ключ? — удивилась Стрекоза, оглядев себя и даже пролетев над озером, чтобы посмотреть на свое отражение в воде, и вдруг пропела:
— Помолчите, Стрекоза! — Кашалот всем своим видом ясно давал понять, что не потерпит в столь драматический момент каких-либо легкомысленных песенок. — Всякий, у кого есть сердце, должен не куплетики дурацкие распевать, а содрогнуться при виде разверзающейся пред ним бездны! Ведь некоторые из нас уже стали жертвами планомерного, поставленного на широкую ногу грабежа технических идей! Яркий пример тому — история с ухом Медузы. Дорогая Медуза, расскажите Съезду об этом преступлении.
Медуза хотела было выбраться на берег, но Кашалот остановил ее жестом, великодушно разрешив оставаться в воде. Поблагодарив его кивком колокола, она начала:
— Тяжело говорить, но и молчать не могу. Жизнь свою провела я скромно, обхожусь малым — зонтик да бахрома. Простая я, прозрачная — вся перед вами как стеклышко. Но нашелся недруг злой, попользовался моей прозрачностью… Есть y меня гордость одна-единственная — от прапрапрапрапра… я уж и не знаю, сколь-ко раз прабабушки досталась, свято берегла я ее, драгоценность мою несказанную — мое ухо. Скрывать мне нечего — вот, глядите: сосуд круглый под зонтиком моим на стебельке висит, а в сосуде камушки. Разглядели?
— Что-то на ухо не очень похоже, пробормотал Рак, осматривая этот медузий орган со всех сторон.
— Как же не ухо? — Медуза даже разволновалась. — Я ведь им слышу! Если буря где поднимется, я голос ее задолго услышу — часов за пятнадцать до того, как сама она объявится: сосуд звучать начинает, гудеть, камешки колышутся и на нервные клетки давят. И тотчас я подальше от берега отплываю, чтоб волной меня о камни не разбило. А Человек голоса бури не слышит, узнаёт он о ней по барометру — часа за два. Узнавать-то узнаёт, а приготовиться к встрече гостьи не успевает. Вот и подглядел он, какое у меня ухо, и сделал похожее. Нехорошо это, не по чести.