А если еще учесть, что этот жирный прохвост, от челюстей которого я ее спасаю, мне на один зуб, и что я не одна — землероек двести шестьдесят пять видов, и что в спячку мы не ложимся — как, впрочем, и все насекомоядные, кроме ежа, и что…
— Дорогая Белозубка, — перебил Кашалот, — не тратьте красноречия — вы меня полностью убедили: в обжорстве, которое имеет столь грандиозные общественно полезные последствия, действительно бездна поэзии! — и неожиданно для самого себя председатель КОАППа завершил свою тираду четверостишием собственного сочинения:
— А вы, милая чемпионка по обжорству, — подхватил Гепард, — надеюсь, не покинете нас или, еще лучше, нашу елочную плантацию?
— Немедленно туда отправляюсь! До встречи! — и она убежала, декламируя на ходу:
— Уфф… — Кашалот вздохнул с облегчением. — Наконец-то мы сможем спать спокойно — в полной уверенности, что наша работа не будет загублена на корню!
— В самом прямом смысле, — подчеркнул Гепард.
В этот момент с истошным воплем: «Дорогой Кашалот, дорогой Кашалот!!!» из лесу выбежала запыхавшаяся Мартышка. Вид у нее был до крайности встревоженный. Подбежав к секретарскому пню, она выпалила единым духом:
— На нашей поляне не появлялся Козел?
— Не Козел, а Коза, — поправила Стрекоза. — Появлялась, а что?
— Это она — больше некому!
— Что — она? Кто — она? — в голосе Кашалота зазвучала нотка раздражения. — Мартышка, как всегда, в своем репертуаре… Вы можете объяснить толком, в чем дело? — тут Кашалот заметил, что в правой руке Мартышка держит большие кривые ножницы. — Прежде всего — что это за ножницы? Вы их случайно не взяли без спросу?
— Что вы, что вы, их Человек принес, по моей просьбе — я узнала, что в парках деревья регулярно подстригают, это им только на пользу, — а наши чем хуже? Вон как обросли! И я решила в первый день Нового года сделать им модную стрижку.
— Под полубокс? — Рак назвал единственную известную ему прическу.
— Да вы что! — Мартышка замахала руками. — Ольху, березу, осину, иву — под полубокс? Вы в своем уме? Сесо́н! Гаврош! Паж — это с челкой! А, что вы в этом понимаете… Ко мне такая очередь!
— И тут очередь, — вздохнула Сова.
— Естественно — я же их не все сразу стригу, а по очереди. Между прочим, состриженные ветки не выбрасываются, а сразу же идут в дело: Человек вяжет из них веники.
— Ах, как это замечательно! — восхитилась Стрекоза. — Наконец-то мы наведем чистоту в нашем родном коапповском лесу, а то он так запущен: деревья обросли мхом и лишайниками, валежник никто не убирает, тропинки и поляны не подмета…
— Да нет же, — перебила Мартышка, — веники вяжутся совсем не для того, чтобы ими подметали: это наш вклад в Благотворительный фонд! Рак, что вы там бормочете?
— Пытаюсь уразуметь, какое отношение могут иметь веники к благотворительности.
— Вот это мне нравится! А что бы вы предложили в качестве гуманитарной помощи к Рождеству социально незащищенным слоям лесного населения? То есть лосям, оленям, косулям, зайцам… Ведь это для них мы с Человеком вяжем веники!
— Хорошее дело, — одобрительно закивала Сова. — Самим-то им, болезным, до верхних веток не дотянуться, а корму в зимнем лесу — ох как мало.
— Вот-вот, Человек мне так и сказал: если мы будем их подкармливать, как это делают в лесных хозяйствах, они не станут обгладывать стволы и, главное, съедать подрост, то есть молоденькие деревца. Но случилось непредвиденное… Сложили мы в одном месте готовые веники и пошли стричь другие деревья. Возвращаемся — веников нет, а рядом козьи следы.
— Очевидно, вениками позавтракала корреспондентка, — глубокомысленно изрек Кашалот.
— Вывод, достойный выдающегося детектива, — сказал Гепард.
— Не понимаю, Мартышка, чего вы всполошились, — проворчал Рак. — Вам что, нескольких веников жалко для корреспондентки Лесного радио?
Кашалот высказался еще определеннее.