– Капитан больше так не думает, – вставил Хугебурка. – Она знает, что к «Лилии Лагиди», вы не имеете никакого отношения.
– Слава Богу, – вздохнул Гоцвеген.
Доккэ заворчал и устроился удобнее, зарывая голову между лап.
– Расскажите о диктаторе Тоа Гирахе, – сказал Хугебурка. – Чем так дорог вам этот человек, что вы готовы были отдать властям себя вместо него?
Бугго замерла – окаменела. Как будто все мышцы у нее парализовало. Она не могла пошевелить даже пальцем.
А Хугебурка продолжал невозмутимо:
– Говорю же вам, опасность миновала. Можете рассказывать.
– Но я не смею… неловко, – отозвался Гоцвеген, странно кося глазами. – Он мой близкий друг. Я восхищался тем, что он делал для своей планеты…
– А как же кровавые расправы? – спросил Хугебурка.
– Действительно, были беспорядки в провинциях… Но это долго рассказывать.
– Ничего, теперь у нас есть время, – настаивал Хугебурка.
– Слушайте, но я же не могу… – прошептал Гоцвеген.
– Ладно, – согласился Хугебурка. – Поговорим о другом.
– О чем?
– О сверхъестественных способностях вашей собаки. – Хугебурка подался вперед и свесился почти до середины туловища. Гоцвеген неотрывно смотрел в его перевернутое лицо.
– Это не собака, – сказал Гоцвеген.
– Естественно! – воскликнул Хугебурка, блеснув зубами. – Какая собака сумела бы отвязать цепь, отпереть дверь, войти в каюту с клетками для птиц, запереть там дверь – заметьте, на ключ – а потом привязаться в самом темном углу! И вот, пожалуйста, стоило таможеннику улететь, как верный пес – тут как тут, снова проделал трюк с дверью и вернулся к больному хозяину.
Завершив тираду, Хугебурка с облегчением хлопнулся на спину на своей койке. Глядя в потолок, он заключил:
– И труды по геополитике, вероятно, тоже ваша собака читает.
И тут Доккэ сел, потер передними конечностями уши и проговорил низким, глуховатым голосом:
– Вот именно.
Бугго взвизгнула и отскочила к стене. Ее как будто швырнуло внезапным, резким порывом очень сильного ветра: мгновение назад она сидела у койки Гоцвегена – и вот уже жмется в углу, едва переводя дыхание.
Хугебурка захохотал. Гоцвеген закрыл глаза, а Доккэ повернул голову к Бугго и сказал:
– Простите.
Хугебурка помахал сверху бутылкой, и Бугго пошла на этот призыв, как на маяк.
– Я, пожалуй, переоденусь, – заметил Доккэ.
– Ваши вещи в контейнере, – сказал Гоцвеген. – В красном. На дне. В них завернута посуда, так что они, наверное, немного помялись.
– Вы даже это предусмотрели! – восхитился Хугебурка.
– Да. В крайнем случае я сказал бы, что взял в качестве ветоши кое-какие тряпки своих лакеев, – пояснил Гоцвеген.
Завладев ключами, Доккэ вышел из каюты. Странно было видеть его в собачьей попоне и ошейнике, идущим выпрямившись, на двух ногах.
Едва за ним закрылась дверь, как Гоцвеген повернулся набок и заговорил:
– Выслушайте меня, госпожа капитан! Ну да, я обманул вас. Я воспользовался вашим положением. Мне необходимо было спасти Тоа, а вы почти ничем не рисковали. В крайнем случае вы бы нас выдали, но к этому мы были готовы.
Бугго молча глотала арак, пока Хугебурка не отобрал у нее бутылку. Затем она снова устроилась на полу среди валиков.
– Кому принадлежала идея с домашними животными? – поинтересовался Хугебурка.
– Мне, – скромно ответил Кат Гоцвеген.
В каюту вернулся Тоа Гираха. Он был невысоким, коренастым и казался почти квадратным из-за покроя одежды: и брюки, и сюртук, с пышными сборками, были разрезаны на десяток лент, схваченных снизу широкими манжетами; в разрезы выглядывало нижнее белье из плотного белого шелка, также пышное, собранное в складки. Широкий твердый пояс охватывал плотную талию бывшего диктатора. У него было сероватое, грубое лицо с узкими темными губами и совсем короткие, жесткие серые волосы на голове. В облике Гирахи Бугго не усмотрела ничего забавного или милого, в противоположность зверю Доккэ; напротив, с первого взгляда он внушал желание держать строгую дистанцию.
Бывший диктатор без улыбки кивнул всем находящимся в каюте и занял место у двери. Он не стал садиться.
– Могу я спросить о цели нашего полета? – осведомилась Бугго. – О настоящей цели?
– Как и было сказано, Хедео, – ответил Тоа Гираха. – У меня там вилла на берегу Аталянского моря. Неужели Гоцвеген вам не рассказывал?
Теперь за офицерским столом обедали четверо. Калмине Антиквар, жулик опытный, но без размаха, вопросов не задавал, щурился с понимающим видом и строил предположения насчет того, как новый пассажир мог очутиться на «Ласточке». Как-то раз Бугго, встретив Антиквара в коридоре, остановила его, сжала ему руку чуть ниже локтя и многозначительным тоном поблагодарила за понимание. Калмине, хоть ничего и не понимал, покивал серьезно и с тех пор еще больше уважал своего капитана.
Тоа Гираха был собеседник интересный и, как правило, немногословный. Бугго говорила с ним о селитре и культивированных почвах, которые вывозились с Арзао. Ее интересовали технологии, состав удобрений, планеты-покупатели. Она являла такую заинтересованность и осведомленность, что Гираха становился в своих ответах все лаконичнее и в конце концов спросил:
– Вероятно, вы планируете какие-то выгодные для вас деловые контакты с Арзао в том случае, если я вернусь к власти?
– Разумеется! – сказала Бугго.
– Вы не смотрели сайт «Арзао. Перевороты»? – с тихим фырканьем, от которого раздулись ноздри, полюбопытствовал Гираха.
Бугго пожала плечами.
– Как-то все некогда.
Гираха выдохнул:
– Может, это и к лучшему. Там много неправды, хотя кое-что соответствует действительности.
– Например?
– Например, инопланетные концессионеры. Мои предшественники раздавали акции богатейших рудников за взятки и политическую поддержку, благодаря чему прослыли борцами за демократию. Я – другое дело.
– А кто вас поддерживал? – поинтересовался Хугебурка, тасуя колоду.
– Отчасти – военные. Во всяком случае, почти весь высший комсостав. Несколько крупных промышленников. И, как ни странно это прозвучит, привилегированные учебные заведения. Я обещал молодым людям работу по специальности.
– И как? – Хугебурка стал раздавать кругляши.
– Довольно успешно. У меня почти не было безработицы. После национализации рудников потребовалось много автохтонных химиков, биотехнологов, геологов, бурильщиков… Мне пришлось отправить в забой сотен семь, может быть, восемь свободомыслящих хрипунов, которым не нравилось, что в правительстве многие носят военную форму. Не знаю, чем так плоха военная форма. На Арзао она очень красивая. Я расстрелял министра тяжелой промышленности Арзао, повесил премьера…
– А почему премьера повесили, а не расстреляли? – заинтересовалась Бугго.
– Во-первых, предателей вешают, а не расстреливают, – сказал Гираха невозмутимо. – А во-вторых, премьером была женщина… – И после короткой паузы продолжил прежним, повествовательным тоном: – Кроме того, я распорядился публично пытать шефа общепланетной безопасности. И до сих пор не жалею об этом.
– В каком смысле – публично? – удивилась Бугго.
– В том, что велась прямая трансляция по всепланетному стереовидению. Этот гаденыш рассказал много поучительного. Я полагал, что гражданам Арзао нелишне узнать, как и почем их продавали.
– Похвально, – сказал Хугебурка, морщась в свои кругляши. Ему чудовищно не везло в игре.
Твердое лицо бывшего диктатора повернулось к нему. Никаких эмоций не отражалось в резких, грубых чертах.
– Вас не очень огорчит, господин Хугебурка, если я начну ход с черной «короны»? У вас ведь есть «секировидка»?
– Чтоб вам лопнуть, ваше превосходительство! – Хугебурка впал в ритуальное отчаяние проигрывающего.
– Я так и думал, – невозмутимо сказал Гираха. – Я это предвидел.
И пока Хугебурка шевелил губами, подсчитывая среди своих кругляшей проигрышные очки, Гираха выложил перед Бугго два «скафа», оставшись, несомненно, с красной «лапкой». Гоцвеген, не сделавший еще ни одного хода, рассеянно прикидывал, стоит ли вообще вступать или лучше сразу бросить кругляши в корзинку.