— Разумеется, нет. Но он — единственный, кто способен действовать.
— Гм-м… По правде говоря, президент является узником конгресса.
— Вы имеете в виду, что конгресс бездействует?
— Я провел последние несколько дней — после того, как мы сорвали попытку овладеть президентом — пытаясь помочь президенту убедить конгресс. Тебе приходилось когда-нибудь давать показания какой-либо из комиссий конгресса.
Я попытался представить себе будущее. Вот мы сидим, бездействуя, глупые, как дети, да и вид «хомо сапиэнс» исчезнет, если мы и дальше будем сидеть сложа руки.
— Пора тебе узнать политические новости современной жизни. Конгресс отказался признать наши доводы. Он отказывается действовать перед лицом более очевидных опасностей, чем эта. А эта совсем очевидна. Свидетельства очень скудные и им трудно поверить.
— Ну, а как же заместитель государственного казначея? Они ведь не могли игнорировать этот факт?
— Не могли? Повелитель казначея отцепился от его спины прямо в Восточном крыле здания и мы убили двоих из его агентов секретной службы. А теперь этот достопочтенный сэр находится в психиатрической больнице «Уолтер Рид» с нервным потрясением и не может вспомнить, что произошло. Казначейство же выставило это, как сорванную попытку покушения на жизнь президента. Попытка действительно была сорвана, но вовсе не на жизнь.
— И президент ничего не предпринял после этого?
— Его советники предложили ему подождать. У него — незначительное большинство и имеется немало людей в обеих палатах, которые хотели бы видеть его голову на плахе. Партийная политика — жестокая игра.
— Боже праведный, разве сейчас место мелкому интриганству?
Старик поднял бровь.
— Ты думаешь, что не место?
В конце концов мне удалось задать ему вопрос, ради которого я пришел к нему в кабинет:
— Где Мэри?
— Странный вопрос, — хмыкнул он.
Я пропустил это замечание мимо ушей.
— Там, где ей и следует быть, — продолжал Старик. — Охраняет президента.
Сначала мы зашли на закрытую сессию специального объединенного комитета. В это время они как раз просматривали стереофильм о моем человекообразном приятеле, Наполеоне. Кадры с паразитом на его спине, затем титан крупным планом. Один паразит ничем не отличался от другого, однако я знал, какой из них был на мне. Я был от всей души рад тому, что он сейчас мертв.
Обезьяна уступила место мне самому. Я увидел себя, пристегнутого к креслу. Мне жутко признаться в том, как я выглядел — разве может хорошо смотреться настоящий трус! Я видел, как титана снимали с обезьяны и помещали на мою голую спину. Затем я потерял сознание на экране — и едва не потерял его здесь еще раз. Я не в состоянии описать все это. Я начинаю трястись, стоит мне заговорить об этом. Но я видел, как подохла эта мразь. Ради этого стоило видеть и все остальное.
Фильм кончился и председатель произнес:
— Так что же, господа?
— Мистер председатель!
— Пожалуйста, джентльмен из Индианы.
— Говоря о только что виденном без преувеличения и предубеждения, я должен заявить, что существуют более удачные фальшивки, сфабрикованные в Голливуде.
Все захихикали, а кто-то даже крикнул:
— Расскажите о них! Расскажите!
Затем дал показания заведующий нашей биолаборатории, после чего к барьеру позвали меня. Я сообщил свою фамилию и род занятий. Затем меня небрежно спросили о моем опыте общения с титанами. Вопрос был прочитан с бумажки. Из-за этого у меня сложилось впечатление, что они не хотят слушать мои ответы. Двое из них читали газету.
Было только два вопроса. Один сенатор спросил:
— Мистер Нивенс, ваша фамилия в самом деле Нивенс?
Я утвердительно кивнул.
— Мистер Нивенс, — продолжал он, — вы говорите, что являетесь следователем?
— Да.
— Из ФБР, несомненно?
— Нет, мой начальник докладывает непосредственно президенту.
Сенатор улыбнулся.
— Я так и думал. Теперь, мистер Нивенс, признайтесь, что фактически вы являетесь актером, не так ли? — Он, казалось, консультировался со своими бумагами.
Я пытался рассказать о многом. Я хотел сказать, что когда-то я проработал актером один сезон, но тем не менее являюсь подлинным следователем. Но мне так и не дали этого сделать.
— Так оно и есть, мистер Нивенс. Благодарю вас.
Другой вопрос был поставлен пожилым сенатором, который пытался узнать мое мнение об использовании налоговых поступлений для вооружения других государств. Это он использовал меня для того, чтобы высказать свою точку зрения. Мое мнение об этом было весьма туманным. Но я не успел даже его выразить.