Я про это хорошо знал, так как имел стабильный бизнес по продаже собственноручно собранных средств защиты. Я собирал в неделю где-то штуки три и продавал их по пять кредитов. Такие средства держали три-четыре выстрела шокера, в отличие от тех, что продавались в магазинах, они могли и десять выдержать, но зато стоили на две трети больше.
Где-то через месяц, при случайной встрече, среди шестерок Борта я опознал тех троих, что ограбили меня, поэтому готовился серьезно, найдя обломок арматуры и замотав его в тряпки. Хорошее оружие ближнего боя. Короче говоря, я поколотил всех присланных за данью шестерок Борта, жаль, его самого не было, и, отправив обратно, велел сообщить главарю, что я никому никогда не плачу. С тех пор у нас с Бортом, которому недавно исполнилось шестнадцать, был вооруженный нейтралитет. Он подсылал ко мне своих шестерок в надежде, что они всё-таки доберутся до моей шкуры, а я топил их тела в канализации на радость крысам. Я постоянно ожидал от Борта подлянки. Поэтому просьба дежурного встретиться с ним меня насторожила. Все знали, что как только я получу удостоверение, то свалю из приюта.
Ах да, тех троих я подловил по одному и вернул должок. Пусть теперь они попытаются выжить со сломанными руками и ногами на свалке. Как я позже узнал, ни один не смог.
Спустившись по ступенькам на площадь, я пересек её, по приютской привычке настороженно поводя глазами в поисках опасности, и, пройдя кассы, где потратил аж восемь сантимов, сел на электропоезд. Столица раскинулась на большое расстояние на берегу местного теплого моря, что позволяло привлекать курортников пляжами и другими прибрежными изысками, благо планету облагородили вполне качественно. Приют находился на окраине Солнте, поэтому, чтобы добраться до центра, приходилось пользоваться общественным транспортом, что сильно било по карману. Вроде восемь сантимов немного, но я мог питаться на них два дня. Например, рубашка, которая была на мне, выданная в приюте, стоила пять сантимов. Да ладно, сегодня день такой, что можно и потратиться. Сев на мягкое сиденье и откинувшись на спинку кресла, стал смотреть в окно, наблюдая, как разгоняется поезд, и продолжил воспоминать.
За эти пять лет жизни в приюте обо мне, то есть о теле, владельцем которого я единолично стал, никто не вспомнил и не отправил запрос на розыск в полицию, прошлый обладатель никак не проявил себя. Сам я тоже мало что смог узнать об этом теле, хотя, когда отловил обокравших меня пацанов, то тщательно опросил. Те выдали интересную информацию, мол, над свалкой летал новенький и дорогой катер и зависал иногда в неопределённых местах. Вот ребятки и решили проверить ближайшую точку, где и нашли меня. Также я вместе с зубами выбил из них другую информацию: одежду они уже продали, в карманах было пусто, но вот у меня в носке на правой ноге был спрятан медальон из неизвестного материала. Зверёныши уже проверяли его, не ценный. Медальон я вернул себе обратно. Был он размером с пивную пробку, толщиной миллиметра четыре. То есть достаточно толстым. По реверсу шёл красивый орнамент, на лицевой стороне был треугольник с пересеченными линиями углами. С другой стороны надпись: «Честь и достоинство».
В приюте в принципе я жил нормально, последние три года вообще появлялся раз в семь дней на линейку, отмечался. Были, как я уже говорил, терки с бандами, но я их решил. Причём решил кардинально, все попытки наездов отбивал без жалости металлическим прутом и другими подручными средствами. Мне тоже доставалось, хотя я и подтягивал себя в физподготовке. Жаль, тренера не смог найти, но я и сам с опытом.
Все травмы мне излечивали в приютском медпункте, где находилась старая латаная-перелатаная лечебная капсула, древнего года. Но главное, она работала и вполне лечила, меня нормально восстанавливали. Правда сломанную руку и челюсть лечила аж два дня, потратив целый картридж. Так-то Свич, старый запойный медик, должен был лечить нас бесплатно, но он просто пропивал пять картриджей, что ему выдавали раз в неделю на нужды приюта, поэтому приходилось платить за лечение из своих.
Черт, опять про приют скатился. Короче, про мою работу на благо корпорации на утилизирующем комбинате… Не знаю, как другие, но я считаю, мне повезло. Когда меня принимали на работу, то посмотрев на худенького одиннадцатилетнего мальчишку с большими жалобными глазами, пожилой сотрудник печально вздохнул и сделал мне призрачный намек. Я сделаю ему хорошо, он отправит меня на легкую работу с увеличенной зарплатой. Одним словом я нарвался на педофила, пользующегося своим положением. Детская проституция на Гурии была распространена, поэтому я особо не удивился.